Ясень
Шрифт:
— Отвар толченой ивовой коры.
— Иди и приготовь. А то решат, что я ее отравил.
Тари ушла, поправляя волосы… Все еще надеется когда-нибудь меня на себе женить.
Я присел на постель Золотоглазой. Она успела проснуться, но ничуть не удивилась и не испугалась. Смотрела на меня, и глаза ее двумя кострами светились в темноте.
— У тебя жар.
— Так бывает. Если мне врут.
Я поверил сразу. Криво усмехнулся:
— А тебе врут?
— Да. Твои… владетели. Каждый думает, как что-то выгадать для себя, а вовсе
— А я? Я тоже тебе вру?
Она наморщила лоб:
— Ты действительно хочешь возглавить войско и повести его в бой. Но никогда этого не сделаешь.
Странно… Я ведь сам еще не принял решения. Жаль, что мои волхвы так и не поговорили с ней. Отправившись в навь, это, увы, затруднительно сделать. Я поправил ее слипшиеся волосы:
— Спи. Мы поговорим об этом утром.
— Не могу.
— Тогда пойдем.
Я вывел Керин через потайную дверь, оставив ее приоткрытой, чтобы Тари сумела нас найти. Винтовая лестница, коридор, прохлада замковой библиотеки. Здесь почти никто не бывал, сюда я приходил, когда хотел остаться сам с собой. И сам собой. Здесь, в дубовых сундуках, окованных железом, хранились мои сокровища.
Я позволил себе зажечь толстую восковую свечу: она дает яркий ровный свет. Повернул в замках ключи, откинул крышку…
Книг на сундук было ровно двадцать. Завернутые в ткань или в отдельных плоских ларцах, обитых сафьяном, с тиснением и самоцветами — сами по себе диковины — ждали они прикосновения пальцев. Упадут замочки, поднимется буковый оклад, обтянутый кожей, выпустит на волю позолоту обреза, витую вязь литер, филигранные рисунки, радующие яркими красками и через века…
— Ты умеешь читать?
Лег на стол гримуар:
— Вот твоя Легенда.
Золотоглазая бережно перевернула страницу:
— Но это не рука Винара!
Я кивнул.
— Конечно. Ему было бы затруднительно писать в седле, убегая от горожан, обвинивших его в братоубийстве: дама Тари могла бы рассказать тебе подробности… Говорят, Винар крепче, чем брата, любил его невесту… Здесь четыре списка Легенды четырех разных авторов. Я велел переписать их и собрать под одним переплетом. Каждый тщился, во что горазд — благодать для волхвов. Можешь сравнить, кстати, — я позволил себе легкую насмешку. — Какая Золотоглазая тебе ближе? А еще здесь комментарии Владимира Лундского и "Трактат о Винаре, поэте и воине".
— Это нечестно, — вдруг сказала Керин, вскидывая голову, — нечестно клеветать на того, кто не может себя защитить. Винар — единственный, кто посмел тогда открыто выступить против Незримых!
— И что же с ним случилось дальше? "Он и его дружина погибли, и их неукротимый дух слился с мрачным духом Мертвого леса, — процитировал я. — И всяк, приходящий туда, умирал или терял рассудок, не вынеся немой и страстной мольбы"? Или ты настолько стара, чтобы знать и руку Винара, и его судьбу?
— Ты испытываешь меня, — отозвалась она тихо. —
И я, рыцарь Горт, устыдился ее слов.
…Золотоглазая жадно выпила поднесенный Тари отвар, и я проводил ее до покоя. А потом не спал до утра.
Дама Тари встала и поклонилась, когда я вошел, но я не обратил на нее внимания. Сама виновата. Даже сгоряча не стоит бросать, что я пренебрег ею ради невесты, взявшей свое приданое на острие копья. Впрочем, пусть гордится собственной проницательностью…
Я раздумывал долго и не отыскал лучшего решения: я женюсь на Золотоглазой. Таким образом, я получаю Сарт, а кто владеет Сартом — владеет бывшим рельмом Мелдена… Тем более, что мои посланники сейчас в Фернахе: тот готов добровольно перейти под мою руку — так что я получаю рельм целиком.
А еще Золотоглазая подарит мне Ясень.
Конечно, она наивна, говоря, что все, ненавидящие Незримых, союзники.
Я испробовал с ее разрешения ее меч. Пожалуй, слишком легкий для меня, с крестовиной и сужающимся к навершию череном, он удобно лежит в руке и равно рубит камень, дерево и железо…
Если ей даром досталось то, что стоит целого княжества, то она получит и остальное: силой ли золотых глаз или мечами моих и своих воинов — Ясень будет мой.
А дальше надвое: или родит мне наследника, или умрет, скажем, заслоняя меня от стрелы… Я буду безутешен…
Тари сказала, я смотрю на Золотоглазую жадно. И без любови…
Не стоит проникать в мои мысли слишком глубоко.
Керин поднялась мне навстречу. Я заметил круги под ее глазами.
— Никаких дел на сегодня, — сказал я. — Хочешь, я покажу тебе Вотель?
— Замок?
— Городок. Он, конечно, не так велик, как Ясень…
Она обрадовалась. На меня всегда смотрели с почтением или страхом, и я никак не могу привыкнуть к этой радости.
— Возьми двух охранников, хватит.
Раннее утро золотило черепицы крыш. Пахло свежей выпечкой, дымком, рекой и навозом. Гремели на мостках вальками прачки, солнце, просвечивая сквозь зелень листьев, искрилось на воде.
— Похоже на твои глаза, — я вдруг осознал, что беспричинно рад и этому утру, и ответившей мне улыбке, и тому, что я веду Керин по моему, вдруг ставшему необычным городу.
Над черепичными крышами, похожими на выгнутые ящеричьи спины, отовсюду виднелись стрельницы замка Вотель. Он возвышался над городком, который лепился к обрывистому берегу Ставы, уступами и крутыми улочками сбегая к воде. Все главные улицы — я очень гордился этим — были замощены. На окраинах камень заменяли стесанные дубовые плахи, положенные на деревянный настил, а вдоль заборов шли канавки водостоков, росли неистребимые сурепка и подорожник.
Протарахтела тележка зеленщика, прошел чистильщик со свиньей, подъедающей отбросы. Низко поклонился моей охране. Мне стало смешно…