Шрифт:
По
выражался, «накрутить хвост» шоферу Тоее Алмазовой.
Алмазова пятый день не выходила на работу.
Коростелев посылал за нею, вывесил грозный приказ,— ничто
не по-могало: у Алмазовой шло большое гулянье. Гуляла
вся родня, гуляла вся улица в честь благополучного
возвращения тосиного супруга с полей Отечественной войны.
В маленькую кухню светило веселое апрельское солнце.
Час был уже поздний, а хозяева только собирались
завтракать: накануне легли спать с третьими петухами...
Алмазов сидел у стола небритый, неподпо-ясанный, с
туманом вчерашнего хмеля в глазах, но сапоги его были
зеркально начищены и к вороту гимнастерки пришит чистый
подворотничок; «Антонина старается, наряжает мужа»,—
подумал Коростелев, с лету заметив все подробности. Две
девочки сидели по другую сторону стола, тоже нарядные,
старшая в красном галстучке: и детишки дома, в школу
не пошли... Тося ухватом передвигала в печи горшки,
лицо ее пылало от печного жара. Блаженствуют, черти. В
рабочие дни сплошной выходной устроили, законы не для
них писаны...
— Доброго здоровья!—сказал Коростелев, с разгону
шагнув в кухню и остановившись.— Я по твою душу, Тося.
Корми семгйство скорым темпом, и айда.
— Стул лодай-ка,— сказала Тося старшей до<чери.—
Радость у меня, не сердитесь, Дмитрий Корнеевич.
Сна поставила ухват и стояла перед Коростелевым,
глядя ему в лицо -виноватыми и сияющими глазами. А глаза
у нее были серо-зеленые, обведенные темной каемочкой.
И такие же глаза были у двух беленьких детишек,
сидевших против отца. Невозможно под езглядом этих глаз
заорать: «Да ты что, на самом деле! Вот отдам под суд...»
Оставалось сесть на стул, который девочка выставила на
самую середину кухни, и бить на психологию.
— Очень рад за тебя и поздравляю, конечно,— начал
Коростелев,— но работа есть работа, Тося, так?
— Мне отгул полагается,— сказала Тося.— У Лукья-
ныча
Послезавтра выйду.
— Еще бы сказала — через неделю. Ты просто, я тебе
скажу, пользуешься своим положением.
Она закинула голову и засмеялась.
— Пешочком ходите? — спросила сквозь смех.
— На самолете летаем.
— Ничего,— сказала Тося,— немножко пешочком по<-
лезно для моциона.
Он? все смеялась счастливым смехом, го-рло ее
вздулось, как у голубя, глаза блестели. «Аи да Тоська! —
удивился Хоростелев.— Вон она как умеет смеяться!» В
первый раз он увидел, что она статная, здоровенная,
красивая; а раньше всегда была сутулая, бледная, словно»
невыспавшаяся...
Вслух он сказал:
— Смеяться не приходится. Вообще, ты стараешься
подчеркнуть, что ты незаменимая. И на этом основании
позволяешь себе много лишнего. Вот ответь на такой
вопрос: кто тебе крышу покрыл, чтобы твоих детей в дождь
не заливало?
— Ну? — спросила Тося.
— Кто тебя поддерживал? Где бы ты еще нашла такую
должность, что тебе то дров подбросят, то молока, то
мяса?
— Молока, мяса, то, се,— сказала Тося голосом
бухгалтера Лукьяныча и опять засмеялась.
— Не дразнись: должна ты, в свою очередь, идти
навстречу производству?
— Это верно,— сказала Тося, обращаясь к мужу.—
Поддерживали они меня, верно.
— А ты в рабочий сезон устраиваешь себе отгулы. На ю
же иметь элементарную сознательность. Вот в данный
момент сменные доярки на том берегу режут кочки. Доярки!
Ихнее дело, скажешь? Трактористы по восемнадцать
часов не слазят с трактора. Родилка переполнена. И я
должен поспеть ко всем людям и во все места —
пешочком!
— Дмитрий Корнеевич,— сказала Тося тихо,— я его
четыре года не видела.
Алмазов встал и сделал несколько шагов по тесной
кухне. Левая рука его была опущена в карман галифе,
в правой дымила папироска... Медленно, как бы
просыпаясь и вспоминая, оглядел он низкий беленый потолок,
па котором между голубоватыми мазками мела
проглядывала кое-где прошлогодняя копоть. Тося следила за мужем
немигающим, завороженным взглядом.
— Починено как следует? — негромко спросил
Алмазов.— Нигде не течет?
— По-хозяйски починили, ничего,— ответила Тося.--
Олифу хорошую дали.
— Побелено неважно,— сказал Алмазов.
— Перебелю,— сказала Тося.— На скорую руку
белила, все некогда, некогда, за баранкой днюешь и ночуешь.
— Что ж вы ее так?..— сказал Алмазов, обращаясь
к Коростелеву.— Она женщина, ей и дома когда-нибудь
надо побыть.
— Вот идите к нам за второго шофера,— сказал Коро-
стелев,— тогда сделайте одолжение: с^тки отъездила, а на