Ястреб среди воробьев

Маклафлин Дин

Немецкие аэропланы были в десяти милях. Фармен вдвое сократил расстояние и запустил ракеты два и пять. Через две секунды он пустил ракеты три и четыре. Взяв на себя, он резко ушел вверх. Противоперегрузочный костюм стальными пальцами сжал его тело и отпустил, когда Фармен выровнял самолет. Он посмотрел на экран, чтобы сориентироваться. На экране были видны четыре ярких следа от ракет.

"Взрывайтесь!
– страстно приказал он.
– Взрывайтесь!"

Но этого не произошло. Ракеты снова ушли за горы, где механизм самоликвидации взорвал их в установленное

время. А немецкий патруль, как ни в чем не бывало, продолжал свой полет. Экран радара по-прежнему был пуст. От отчаяния Фармен выругался. Как же он раньше об этом не подумал! Для радара эти аэропланы были невидимыми. Металла в них не хватило бы на одну консервную банку, вот почему радар не желал их замечать. По этой же причине не сработали тепловые головки. Ракеты могли пройти сквозь строй - так оно, скорее всего, и было - а взрыватели не реагировали на аэропланы. Для ракет они ничем не отличались от облаков. С таким же успехом он мог стрелять по луне.

Фармен повернул на запад, возвращаясь на базу. На экране увидел аэродром и начал снижение. В баках оставалось еще достаточно горючего. В голову ему пришла мысль о динозаврах - их тела превосходно служили в свою эпоху, но настали новые времена, и гиганты не смогли приспособиться к изменившейся обстановке.

"Пика-Дон" был летающим тиранозавром в мире, где мог питаться только мухами.

– Да, мы все видели, - сказал Блэйк. Он сидел, прислонившись к стене ангара, и держал в руках бутылку с вином.

Эскадрилья вернулась через полчаса после Фармена. Нехотя Фармен подошел к Деверо.

Француз повел себя тактично.

– Видите, мсье, ваши ракеты оказались неподходящим оружием для воздушного боя. Но если вы покажете нашим механикам, где установить пулеметы, то...

– "Пика-Дон" летает быстрее пули, - устало сказал Фармен.
– Я слышал историю про одного парня, который подстрелил себя своими собственными пулями. А его самолет был не такой быстрый, как мой.
– Он покачал головой, глядя на свой истребитель. Хотя "Пика-Дон" и выглядел угрожающе, он был абсолютно беспомощным.

Часов в одиннадцать Блэйк принес бутылку вина от Энри. Это было простое крестьянское вино, но оказалось весьма кстати. Сидя в тени, они пили, передавая бутылку друг другу.

– Тебе надо было подойти к ним поближе, прежде чем открывать стрельбу, - сказал Блэйк.
– Не знаю, кто тебя учил воздушному бою, но видно, что учил неважно. Стреляя с расстояния в несколько миль, ты никогда не попадешь в противника.

– Я думал, что попаду, - ответил Фармен.
– Мои ракеты... в общем, лучше находиться за пару миль от того места, где они взорвутся.

– Опять шутишь?
– Блэйк выпрямился и посмотрел Фармену в глаза. Шрапнель не разлетается так далеко.

Фармен отпил вина из бутылки. Бесполезно пытаться объяснить ему принцип действия ракет. К тому же, они не сработали. Они могли обнаружить тепловое излучение от реактивных двигателей. А все немецкие аэропланы были оснащены поршневыми моторами. Того мизерного количества тепла, которое от них исходило, было недостаточно

для ракет. Если он хочет как-то помочь этим ребятам, ему следует забыть о "Пика-Доне".

– Гарри, я хочу, чтобы ты научил меня летать на твоем самолете.

– Что?

– Мой самолет теперь бесполезен. У него не осталось зубов. Так что участвовать в боях я могу только на "Ньюпоре". Я, конечно, налетал больше, чем все вы вместе взятые, но я не знаю приборов, установленных на твоем... Он чуть не сказал "воздушном змее".
– Покажи мне, как на нем летать.

Блэйк пожал плечами.

– В принципе, все самолеты одинаковы. Но надо приспособиться. На "Ньюпорах" нельзя резко пикировать - с крыльев тут же срывает брезент. А, вообще, ты можешь научиться управлять им, только когда сам полетишь.

Они подошли к "Ньюпору" Блэйка. Фармен никак не мог залезть в кабину, пока Блэйк не показал ему, за что надо хвататься. Он плюхнулся на жесткое сиденье. Встав на деревянный ящик, Блэйк перегнулся через край.

Фармен взял ручку управления, простую палку, торчащую из пола. Он попытался пошевелить ей и почувствовал себя так, словно орудует ложкой в застывшем желе.

– Это что - всегда так?
– спросил он.

– Со временем привыкнешь, - ответил Блэйк.
– И в полете она двигается более плавно.

Фармен посмотрел на приборы. Перед ним располагалось несколько циферблатов. В центре - самый крупный. Надписи на приборах были на французском.

– Это датчик давления масла, - сказал Блэйк, постучав по центральному прибору.
– Это - обороты, а вот это - топливная смесь.

Фармен не стал спрашивать, на какой смеси работал мотор, да это было и неважно.

– А это твой компас, - продолжал Блэйк.
– Хотя не стоит слишком доверять ему... А это - высотомер.

Эти приборы, по крайней мере, были Фармену знакомы.

– А выше ты летать не можешь?
– нахмурился Фармен, посмотрев на максимальное показание высотомера.

– Это не футы, а метры, - объяснил Блэйк.
– Я могу забираться на любую высоту, было бы чем дышать. Шестнадцать... даже восемнадцать тысяч футов. Он снова указал на приборную доску.
– Вот зажигание, вот регулятор топливной смеси.

Фармен потрогал ручки, стараясь привыкнуть к ним. Его рука наткнулась на маленькую свинцовую болванку, висящую на шнурке.

– Странный у тебя амулет.

– Да уж, - рассмеялся Блэйк.
– Без него я не знал бы, лечу ли я нормально или вверх ногами.

– А...
– сказал Фармен, чувствуя себя идиотом.

– Этим рычагом, - продолжал объяснять Блэйк, - управляешь тягами. Натягиваешь или ослабляешь проволоку в зависимости от того, летишь ты или идешь на посадку.

– Зачем это нужно?

– Чтобы не развалиться на куски в совершенно неподходящий момент.

– А...
– Летать на "Ньюпоре" оказалось не таким простым делом, как ему думалось. Все равно что сесть на лошадь после того, как всю жизнь ездил на машине.
– В моем самолете таких проволок нет.