Яся сидела на стуле
Шрифт:
…Этим утром в библиотеке был особенный свет. Через ржавчину листьев солнце проливалось на стену прозрачной карамелью, раскидывало причудливые тени на стеллажи и прыгало пятнами по столам.
Но видела это только Ясмина. Она вообще сегодня ощущала все как-то иначе. Привычный запах отвратительного растворимого кофе преобразился в утонченный аромат эспрессо. Бесцветные стеллажи, всегда такие суровые и мрачные, были приветливы и с удовольствием отдавали нужные книги. И даже противно скрипящий стол в третьем ряду лишь деликатно покряхтывал.
Ясмина сидела за
Перед Ясминой лежала карточка Анатолия Николаевича Одоевского. Ей нравилась его фамилия, и она примеряла ее, как невеста подвенечное платье – идет или нет? Одоевская Ясмина Дмитриевна. Фамилия сидела идеально. Яся уже видела будущих детей – красивую тонкую девочку за фортепьяно и мальчика, играющего с золотистым ретривером. Они сидели вчетвером в просторной гостиной, ее супруг читал газету, а сама Яся сидела в мягком кресле, положив руки на округлившийся живот. Там за окном завывал холодный ноябрьский ветер, но в их доме было тепло, пахло корицей и какао.
То, что Анатолий Николаевич сдаст книгу вовремя, Яся не сомневалась. Человек с дворянской фамилией должен держать слово, это дело чести. Это какому-нибудь Башмакову простительно задержать книгу, а Одоевскому – нет.
Ясмина поймала себе на мысли, что весь день ощущает себя, словно перед свиданием. Хотя, честно говоря, у нее и настоящих свиданий-то не было. Зато она о них много читала в девичьих романах и все знала про «трепет сердца», «рассеянную задумчивость» и «особый блеск глаз».
Утром время тянулось медленно, читателей было мало, но к обеду оно разогналось, и Ясмина с удивлением обнаружила, как дома и деревья за окном стали цвета переспелой сливы. Библиотечный зал вспыхнул ярким люминесцентным светом, наполнился стуком и шелестом засобиравшихся домой читателей.
Яся почувствовала беспокойство: «Вдруг он забыл? Или заболел? Или вообще…». Она заерзала на стуле, но тут же вспомнила вчерашний сладкий вечер и успокоилась. Все будет так, как ей почудилось. И она на минуточку прикрыла глаза…
…Челюсть и скула неприятно ныли. Яся лежала лицом вниз, голова ее была немного на боку, а правая щека приплюснута к линолеуму. Взгляд блуждал по пространству между плинтусом и полом, и напоролся на застрявшую в щели рублевую монетку. Яся пыталась отковырять ее ногтем, но монетка сидела прочно. Тогда она поднялась, переступая ладонями по стене, и проковыляла в комнату. Голенище расстёгнутого сапога волочилось за ней, как подбитая лапа.
Яся достала из тумбочки тонкую металлическую линейку и вернулась в коридор. Она просунула линейку под плинтус, приподняла его, подцепила монетку ногтями и вытащила ее. Затем кивнула сама себе, наклонилась к сапогу, да так и застыла с собачкой, зажатой между пальцами.
…Было без четверти семь, когда в зал специальной литературы вошла женщина. Ясмина бросила на нее рассеянный взгляд, но все же успела заметить, что в руках дама держит ту самую книгу, которую она выдала Анатолию Николаевичу.
Глава 4
Яся сидела на обычном стуле. А ей казалось, что на электрическом.
Дама приближалась с неотвратимостью палача. Казалось, она вот-вот положит мокрую губку Ясе на макушку, проверит, прочно ли закреплены ремни, и пропустит электрический ток. И всё. Конец надеждам о дворянской фамилии.
В заполненном посетителями библиотечном зале Яся видела только вот эту женщину и книгу. Остальное походило на дешевые фотообои, наспех приклеенные в зале исполнения наказаний, чтобы хоть как-то разрядить обстановку.
«Разрядить обстановку в зале с электрическим стулом. А в этом что-то есть», – улыбка вырвалась на лицо небольшими складочками вокруг глаз, которые тут же исчезли.
Женщина приближалась, быстро и неотвратимо. И впереди нее была волна ужаса и отчаяния, которая вот-вот должна была накрыть Ясю с головой. Но девушка знала – чтобы не захлебнуться, нужно всего лишь задержать дыхание. Яся сделала глубокий вдох, и в тот момент, когда разочарование врезалось в нее, не издала ни звука. Она сидела на стуле с ровной спиной и приветливо улыбалась.
– Здравствуйте, – сказала женщина. Голос у нее был глубокий и тяжелый, как море. – Мне необходимо сдать книгу. Правда, за другого человека. Он, к сожалению, не смог.
– Добрый вечер! Назовите, пожалуйста, фамилию, имя и отчество, – попросила Ясмина и незаметно засунула лежавший перед ней формуляр обратно в картотеку.
– Одоевский Анатолий Николаевич, – женщина произнесла это так торжественно, что казалось она сейчас продолжит чем-то вроде «потомственный дворянин, титулованный статский советник, кавалер Ордена Белого Орла».
Яся достала карточку, извлекла из нее формуляр, проставила дату. Женщина дышала ровно и глубоко, и с каждым вдохом крупные темно-фиолетовые бусины перекатывались на ее груди. Она положила обе руки на библиотечную стойку, и Яся отметила, что кроме серебряного перстня с изображением геральдической розы никаких колец не было. И мерзкая, липкая надежда присосалась пиявкой к Ясиным мыслям: «А вдруг сестра? Или тетка? Или просто коллега».
– Я могу идти? – спросила женщина с таким достоинством, с каким княгини протягивают руку для целования.
Яся подняла глаза, и только теперь заметила, какие благородные черты у этой дамы. Глубокие карие глаза, прямой нос, контур губ четкий и гладкий. Женщина была крупной и статной, и, если бы жила в имперской России, вполне бы сошла за графиню.
– Да, конечно. Всего вам доброго, – ответила Ясмина и тихо под нос добавила: «Чтоб ты навернулась со своих каблуков, кошка драная».
Женщина была на середине зала, когда каблук правой ноги проскользнул вперед и неестественно подогнулся. Она чуть накренилась, но тут же выровнялась. И зашагала прочь, как покидают поле боя победители…