Явка в Копенгагене: Записки нелегала
Шрифт:
— Ну смотри, — сказал он после паузы, — дело твое. А я уж было рекомендовал тебя. (И как он мог рекомендовать меня, если знакомство было шапочное?) Я рад, что ты хорошо устроился. Ну, тогда бывай. Позванивай.
— Счастливо. Как-нибудь свидимся.
«Что это? — думал я. — Случайность? Провокация? Какой же разведчик откажется от возможности попасть на службу в Генштаб? И если он такую возможность проигнорирует, то какой же он тогда разведчик»? Но в Генштаб я не пошел. Хотя Генштаб — звучит, конечно, заманчиво. Но, во-первых, секреты Генштаба этой страны нас интересуют лишь постольку-поскольку. Вот если бы Пентагон!.. Но и тогда…
Во-вторых, для чего он собирался запихивать в Генштаб солдата, даже не знающего
Объявление в нескольких газетах, в том числе в «Буэнос-Айрес геральд»: «Американская фирма по переработке с/х продуктов подыскивает секретаря, мужчину, со знанием английского языка и водительскими правами».
«А может, это как раз то, что мне нужно? — подумал я. — И водительские права я только что получил».
Офис фирмы располагался в самом центре города. В приемной уже сидел упитанный молодой человек. «Конкуренция», — подумал я. В это время его вызвали к шефу по кадрам. Молодой человек почему-то быстро вышел и с мрачным видом покинул приемную. Рыжий американец, лет тридцати, среднего роста, выглянул в приемную и жестом пригласил меня войти.
— Вы говорите по-английски? — с ходу спросил он меня по-английски, усаживаясь за письменный стол и указав на стул напротив.
— Разумеется.
— Водительские права? Машина?
— Права есть, машины пока нет. Есть мотороллер.
— Мотороллер? — иронично, но дружелюбно улыбнулся он. — При нынешнем движении это очень удобно. — Где работаете?
— В настоящее время отбываю воинскую повинность.
— Как? А как же вы собираетесь у нас работать?
— Во второй половине дня я свободен, а через месяц, надеюсь, мне удастся полностью освободиться.
— Хорошо, — задумчиво сказал он. — Печатать на машинке умеете?
— Нет, не умею (вот тогда-то я и подумал о том, что мне необходимо овладеть машинописью).
— М-да. Вот что, расскажите-ка вкратце о себе.
Я рассказал, по легенде, свою биографию.
— У вас есть с собой фотография?
— Какая?
— Четыре на шесть. Заполните, пожалуйста, вот эту анкету. Фотографию принесете завтра.
— А что входит в обязанности вашего секретаря?
— Наша фирма «Харвестер интернэшнл» — одна из крупнейших в США. Мы занимаемся в основном переработкой кукурузы. Мы организуем здесь производство, поэтому сюда будет приезжать много людей из Штатов. Вашей обязанностью будет встречать их в аэропорту, устраивать в отеле, сопровождать при посещении правительственных учреждений и прочее. Машину мы даем свою. Микроавтобус. Ваша предполагаемая зарплата будет семьсот долларов в месяц. Вас это устраивает?
— Вполне. (Семьсот долларов в месяц! В условиях жесточайшей инфляции в стране! Это же целое состояние!)
— Приходите завтра. Мы изучим ваши данные, и я представлю вас шефу.
«Интересно, — думал я, возвращаясь домой, — а не попадет ли моя фотография сразу же в досье ФБР? Вряд ли. Частные компании
Я пришел на следующий день.
Шеф — сухощавый, бледный, невысокого роста человечек в очках, был настроен не столь дружелюбно, как его подчиненный. В его вопросах я усмотрел некоторое недоверие и, пожалуй, недоброжелательность.
Он, правда, не слишком глубоко интересовался фактами моей биографии, но высказал явное недовольство тем обстоятельством, что я занят на службе. Я понял, что я им не подхожу, и поэтому не слишком удивился, когда через неделю, позвонив по телефону в контору, получил вежливый отказ.
Кстати, о языке. С самого начала мои однополчане взялись обучать меня испанскому языку. Начали мы с того, что в мой словарик я записал все наиболее популярные в солдатской среде ругательные слова и выражения, коих в испанском языке немало. Но вскоре выяснилось, что записал я далеко не все. Как-то за ужином я спросил у сеньоры Кармен значение одного вспомнившегося мне вдруг слова из солдатского лексикона, значения которого я не знал. Бедная старушка зашлась от хохота, трясясь всем своим тучным телом. Пустив из сифона струю в бокал с вермутом и немного отдышавшись, она сказала мне, что это слово нехорошее, но если меня все же интересует его значение, то пусть уж лучше мучачос на службе мне его и объяснят. Придя на службу, я спросил у ребят значение этого слова, сказав при этом, что у моей хозяйки не хватило слов, чтобы его объяснить. Слово это, кстати, здесь столь популярное, что когда через несколько лет мы ехали на машине с пятилетней дочуркой и нам навстречу из переулка, нарушая правила движения, выскочил шальной «фиат», моя дочка, яростно погрозив ему кулачком, крикнула вдогонку: «Boludo!» Дружно посмеявшись, парни популярно, с соответствующей жестикуляцией объяснили мне значение этого слова. И слово-то было немудреное, но популярное: «boludo», то есть м…дак.
Вскоре после поступления на службу, по объявлению в газете я нашел себе преподавательницу испанского языка, с которой занимался два-три раза в неделю. Она поставила мне правильное произношение, дала основы грамматики, ввела в секреты разговорной речи, характерной именно для столицы. Язык я изучал, как говорится, в аварийном порядке, считая это делом чрезвычайной важности. Какой же я аргентинец, если испанский у меня через пень колоду! Купил магнитофон, слушал записи местных артистов, смотрел телепередачи, новости, просмотрел все аргентинские довольно неплохие фильмы: «Моя бедная мать» с Уго дель-Каррилем в главной роли, фильмы Лолиты Торрес, «Три раза Анна» и множество других. Просмотрел все премьеры американских фильмов в сопровождении титров. Тут были и «Спартак», и «Бен-Гур», и «Десять заповедей Моисея», и другие. В больших дорогих кинотеатрах на авениде Кориентес, куда без галстука в вечернее время не пускали, перед началом фильма давалась музыкальная программа. Обычно исполнялись танго под рояль, бандонеон (подобие нашей гармоники) или аккордеон, а также фольклорные мелодии под гитару и большой барабан — тамбор.
А тем временем моя служба в армии продолжалась. На доске объявлений висел список личного состава, где против каждого имени стояла отметка о религиозной принадлежности: кто католик, кто протестант, кто иудей, а двое вообще написали «атео» — атеисты. Это было для того, чтобы не назначать в наряд, когда у кого-нибудь религиозный праздник. Я значился как католик. (Солдаты вскоре привыкли ко мне и принимали как вполне своего.) Однажды я дежурил по этажу. В мои обязанности вменялось провести влажную уборку всего этажа, включая лестничную площадку и туалетную комнату, которая одновременно служила курилкой.