Явка в Копенгагене: Записки нелегала
Шрифт:
Побродив в сутолоке центра, сменив несколько видов транспорта, на электропоезде я доехал до Белграно-Барракас. Весь район Белграно состоял из таких тенистых кварталов, где роскошные, утопающие в зелени садов особняки чередовались с благоустроенными многоэтажными современными домами. Здесь было немало небольших отелей, истинное предназначение которых я довольно скоро уяснил. В один из них — «Белграно-резиденсиаль» я и зашел, будучи любезно принят мрачноватым седовласым хозяином европейской наружности, стоявшим за стойкой. Он тотчас позвал консьержку и велел ей проводить меня на верхний этаж. Крошечная комнатка с окном, выходящим в колодец двора, меня вполне устраивала, и я зарезервировал ее за собой, сказав, что поеду за вещами. Вечером того же дня я переехал в этот отель, где поселился дней на десять. Чилийского бизнесмена больше не встречал. В первую же ночь был разбужен звонком, которым вызывали консьержку. Через какое-то время — снова звонок. Затем еще. Что же это за поздние гости? Не спалось. После очередного
На следующий день я отправился в Федеральную полицию получать вид на жительство— документ, заменяющий наш паспорт и называемый здесь «седула-де-идентидад»— в виде пластифицированной карточки с фотографией и отпечатком большого пальца правой руки. Получить эту самую «седулу» без знания языка оказалось ох как непросто. Полицейские чиновники гоняли меня из кабинета в кабинет, никто не мог ничего толком объяснить — английским никто из них не владел, греческим — тем более. Я чувствовал себя полным придурком. Меня разбирала злость на товарищей из Центра, которые уверяли, что с языком проблем не будет. А тут— ужас какой-то! Так продолжалось в течение двух дней, пока на третий день в коридоре здания Федеральной полиции полицейский чиновник не подозвал молодого, стройного человека со щеголеватыми усиками, который на отличном английском языке объяснил мне, что и как. Оказалось, что без предварительного урегулирования вопроса о воинской повинности вид на жительство мне не выдадут. А что же в Центре мне об этом ничего не сказали? Он также дал мне адрес Центрального военкомата федерального департамента, где призывают всех жителей столицы, а также аргентинцев, прибывающих из-за границы, для прохождения воинской службы. Этот молодой господин оказался адвокатом, контора которого размещалась в здании Федерального суда («ТРИБУНАЛЕС»). Он дал мне свою визитную карточку и сказал, чтобы я звонил ему в случае необходимости. Звали его Эдуардо. Центральный военкомат, именуемый «Дистрито Федераль Б. А. (Буэнос-Айрес)», находился в центре города, недалеко от президентского дворца «Каса Росада», напротив здания министерства обороны.
— Сеньор? — К стойке для посетителей подошел молодой лопоухий солдат с узким, ярко выраженным европейским лицом, на котором видное место занимал вислый нос с горбинкой.
— Добрый день, — сказал я по-испански. — Скажите, здесь кто-нибудь говорит по-английски? — спросил я его.
— Ну я говорю, — отвечал солдат на превосходном английском языке. — А вы что, не владеете испанским? Вы из Штатов?
— Нет, я не говорю по-испански. И я не из Штатов. Мне нужно выяснить вопрос о прохождении воинской повинности. Это здесь?
— Да, здесь. Именно у нас оформляются все аргентинцы призывного возраста, прибывающие из-за границы. Ваш случай довольно редкий, но бывают и такие, как вы, кто совершенно не знает языка. В основном это призывники из Штатов и Израиля.
— Так что я не исключение?
— Отнюдь нет.
В довольно просторном зале шестого этажа за столами сидели сержанты-сверхсрочники (как я потом узнал), работавшие по контракту. Все они были одеты в отлично сшитую офицерскую форму.
— В чем проблема? — спросил подошедший к нам самый молодой из них, стройный и подтянутый юноша. (Этот вопрос я уже смог уловить, так как слово «проблема» интернационально.) Это был кабо (капрал) Пуй, контрактник, тоже щеголявший в офицерской форме темно-зеленого цвета с золотыми нашивками.
— Мой кабо, этот парень приехал из Европы. Он аргентинец по рождению, но никогда здесь не жил и поэтому языка не знает. Он пришел выяснить вопрос о воинской повинности (это Рауль— так звали солдата — мне после перевел).
— Документы? — строго спросил капрал Пуй.
Я предъявил свой загранпаспорт и военный билет. Паспорт он тут же вернул, не глядя.
— Паспорт — это для заграницы. Здесь, в стране, он никого не интересует. Седула есть?
— Нет. Я пытался было получить седулу в Федеральной полиции, но меня послали сюда.
— И правильно сделали. Нечего отлынивать от армии. Служба в нашей армии — святое дело! Сержант Санторни! — позвал он усатого, плотного телосложения сержанта, сидевшего за столом у окна. — Это по вашей части.
Он отдал мой военный билет подошедшему сержанту и удалился в глубину зала. Человек десять солдат, одетых в мешковатую форму из серого шинельного сукна, сидели за столами и с любопытством взирали в мою сторону.
— Все верно, — сказал сержант, разглядывая документ. — Я сам его выписывал и отсылал в МИД. Вот и подпись шефа. А где же вы болтались столько времени? — спросил строго через Рауля, насупившись и разглядывая мой военный билет. — У нас уже закончен осенний призыв, а вы только сейчас соизволили явиться. А на вас уже пошла бумага в Лос Трибуналес (Федеральный суд) как на уклоняющегося от воинской повинности.
— Были обстоятельства личного порядка, помешавшие мне приехать вовремя.
— Ладно, — сказал Санторни. — Подождите минутку, я схожу к шефу.
Через несколько минут он вернулся вместе с шефом спецдивизиона («Буэнос-Айрес Дивисьон Эспесиаль»— так именуется отдел по учету призывников, прибывающих из-за рубежа) подполковником Фернандесом, невысоким, смуглым, с интеллигентной внешностью.
— Вы — Ладислао Мерконис? — спросил он, разглядывая мою воинскую книжку и сличая меня с фотографией в документе.
— Да, это я.
— Послушайте, Санторни, — сказал он мягко. — Выпишите этому сеньору Мерконису направление на медкомиссию, и пусть завтра же отправляется туда прямо с утра, не заходя в часть. Завтра как раз четверг, и он там может застать всех докторов. Этот парень не говорит по-испански, так пусть Бронсон ему поможет, — кивнул он на Рауля.
— Слушаюсь, мой подполковник, — молвил Санторни.
— Да, Санторни! — снова обратился он к сержанту. — После того как мы его оформим, не забудьте отозвать ту бумагу из Федерального суда, а то у мучачо [5] (то есть у меня) могут быть проблемы с властями.
5
Мучачо — паренек (исп.).
— Будет исполнено, мой подполковник.
Подполковник Фернандес кивнул мне и скрылся в своем кабинете.
На следующий день мы встретились с Раулем на пласа [6] Палермо у выхода из метро и отправились в войсковую часть, где я должен был пройти медосмотр. Необходимо было срочно урегулировать вопрос с воинской повинностью, а то еще, чего доброго, угодишь в тюрьму за уклонение от службы. Только этого мне не хватало! Откуда мне было знать, что здесь все так строго? Ведь в Центре мне сказали так: «Воинская повинность обязательна, но ее можно избежать. Действуйте по обстоятельствам». А здесь картина несколько иная. Сразу направление на медосмотр и — привет.
6
Пласа — площадь (исп.).
Предъявив документы и направление на медкомиссию, мы прошли через проходную воинской части.
На плацу маршировали солдаты-новобранцы, облаченные в шинельного цвета короткие куртки и шаровары, напоминавшие наши лыжные брюки довоенных лет. Обуты они были в грубые ботинки на толстой подошве, на головах — пилотки с бело-голубой кокардой. Вооружены они были винтовками маузер времен Второй мировой войны. По газону, расположенному рядом с плацем, под наблюдением сержанта ползали на коленях солдаты, руками обрывая траву, которую затем выбрасывали в контейнеры, стоявшие у бетонного забора. Это они так проходили курс молодого бойца. «Неужели и мне предстоит этим заниматься? Но они-то юнцы, а мне по документам уже тридцать лет. Может, удастся как-нибудь избежать?» Стало тоскливо на душе от этой совершенно ненужной мне службы. В сопровождении Рауля я быстро прошел терапевта, хирурга, кожника, стоматолога (зубы у меня в то время были без пломб, два зуба удалены еще в Ленинграде). Затем — флюорография. Стоматологический рентген. Анализ крови и мочи. (На комиссию я пришел натощак, захватив с собой пузырек с мочой для анализа.) Никаких лишних вопросов. Никакого удивления по поводу незнания языка. Военврачи в комиссии работали быстро и эффективно. На вопросы о том, чем болел в детстве, были ли травмы и т. п., я отвечал им через Рауля. Прививка от оспы не привлекла чьего-либо внимания. Очевидно, следы от прививки, сделанной еще в детстве в Союзе, не отличались от тех, которые делают в Аргентине. Мне пришлось приходить сюда с Раулем еще дважды: то повторный анализ крови, то стоматологический рентген не получился. В общем, оформление заняло недели две. Пройдя медкомиссию, мы вышли за пределы части и посидели с Раулем в кафе у станции метро «Палермо». Рауль рассказал мне, что военкомат, занимавший 6 этажей, является небольшой войсковой частью, где проходят срочную службу солдаты, проживающие в городе. Большинство из привилегированных семей, в том числе и он сам (отец у него — президент бельгийского банка). Весь контингент в основном грамотный, так как приходится оформлять военные билеты, выписывать различные документы, акты, ставить и снимать с учета граждан Аргентины, прибывающих в Буэнос-Айрес для прохождения военной службы. Здесь всех новоприбывших регистрируют, направляют на медкомиссию, после чего их распределяют по частям. Некоторые из них остаются при военкомате. И это, считай, повезло, поскольку режим здесь либеральный, солдаты, проходящие при БАДЕ службу, в основном из Буэнос-Айреса. Все они, кроме караульного наряда, по окончании рабочего дня отправляются по домам. Суббота и воскресенье— выходные. После прохождения курса молодого бойца— больше никакой муштры. Рауль сказал мне, что это было бы для меня идеальным местом прохождения военной службы и что если я пожелаю, то он поговорит с сержант-майором, чтобы меня здесь оставили. Его слова меня не очень-то убедили. Но даже в таком варианте служба казалась мне напрасной тратой времени. Мне хотелось поработать где-нибудь механиком. К тому же не очень-то хотелось напяливать на себя отвратительную серую солдатскую робу, пусть всего лишь на один год. «Может, все же удастся отвертеться», — думал я.