Явка в Копенгагене: Записки нелегала
Шрифт:
Рано утром я занял пост у окна на лестничной площадке этажом выше, ведя наблюдение за дверью их квартиры. Мимо спешили на работу жильцы дома. Некоторые из них бросали на меня косые взгляды: «Что еще за тип там торчит? И что ему надо? Может, жулик какой?» Нет, так не пойдет. Недолго и в милицию загреметь. Тогда уж точно мне хана. А из их квартиры в то утро никто и не вышел! Может, он во вторую смену? Ждать во дворе— напрасная трата времени. В это время во дворе темно, ничего не увидишь. Целую неделю, каждое утро я отчаянно мерз на февральском ветру, иногда в пургу, в своем легком демисезонном пальто, пытаясь вычислить «Луку» среди пассажиров на остановке троллейбуса, проходившего в сторону центра. Куда же ему еще ехать, как не в центр? Остановка находилась на противоположной от дома стороне Ленинского проспекта. Все безрезультатно. Проклятье! Уже и март наступил, а у меня пока все глухо. Позвонил куратору, объяснил ситуацию.
— Я бы пошел к ним на квартиру, но мне нельзя заранее засвечиваться. Исчезнет элемент случайности при первичном контакте, и все пойдет насмарку.
— Ладно, — сказал он, — ты в общем-то на верном пути и кое-что уже сделал, и я тебе помогу. Мы его на завтра в районный военкомат вызовем.
На следующее утро мы с куратором стояли недалеко от входа в военкомат.
— А вот он, твой «Лука», — сказал куратор, когда высокий парень в сером демисезонном пальто не нашего покроя и в такой же серой заячьей ушанке прошел мимо нас. — Присмотрись как следует. А может, пойдешь и познакомишься с ним прямо в коридоре?
— Опасно. Может догадаться, что именно для этого его сюда и вызвали.
— Ну, как знаешь, — сказал он. — Может, ты и прав. Ну, я пошел. Действуй.
Дождавшись выхода «Луки» из военкомата, я проследовал за ним до самых ворот его института. А наутро снова торчал на проклятой троллейбусной остановке, пытаясь сесть в троллейбус вместе с ним. Продежурил там несколько дней, но «Лука» так и не появился. «Как же он, черт бы его побрал, добирается до своего института? Нет, здесь что-то не так. Надо подойти поближе». На следующий день я расположился неподалеку от арки, из-под которой «Лука» непременно должен был выходить. Мой расчет оправдался. Появился «Лука» и тут же стремглав помчался на остановку троллейбуса, который шел из центра. Троллейбус подошел, «Лука» вскочил в него и уехал. «Господи, куда же это он? Ему ведь не туда! Ему в центр надо!» На следующее утро я вошел в троллейбус вслед за «Лукой». А ларчик просто открывался. От своего дома «Лука» каждое утро ехал на троллейбусе до строящейся тогда станции метро «Университетская», где пересаживался на автобус 111-экспресс (у него там конечная остановка), который шел в сторону центра без остановок. Оказывается, тогда многие, кто жил в этом районе, так ездили.
Прошло несколько дней, и я с ним познакомился. Здесь же, в 111-м автобусе-экспрессе. А предлог был простой: я сказал, что скоро, когда построят линию метро на Юго-Запад, надобность в 111-м экспрессе отпадет начисто. Узнав о его хобби— фотографии, я стал ходить с ним на этюдные фотосъемки. Для этого мне пришлось в срочном порядке полистать литературу на эту тему, чтобы не казаться профаном. Наши дружеские отношения продолжали развиваться, и я уже составил несколько отчетов по результатам наших встреч. В начале мая в воскресный день я был приглашен к ним домой на обед. Вполне очевидно, что, рассказав в кругу своей семьи об одиноком молодом человеке, с которым недавно познакомился, он вызвал определенный интерес ко мне со стороны своих домочадцев, поскольку взрослая дочь на выданье.
И вот я на званом обеде, который был приготовлен в голландском стиле. На столе— виноградный сок, однако принесенная мной бутылка «Российского» успешно его вытеснила. Когда уже заканчивали трапезу, плавное развитие нашего скромного застолья и непринужденной беседы было нарушено приходом гостьи. Это была кареокая, круглолицая брюнетка лет тридцати с гаком, с гладко уложенными, черными как смоль волосами. Звали ее Лили. Она преподавала иностранные языки в МГУ. И все бы ничего, но мне с самого первого момента показалось, что у нее недобрые глаза. И я не ошибся. Она почему-то ревностно отнеслась к появлению нового человека в этой семье, что, по-видимому, нарушало ее монополию на дружбу. Она приняла активное участие в общем разговоре, но время от времени я ловил на себе ее настороженный взгляд. На мою беду, она не раз бывала на госэкзаменах в Первом Ленинградском инязе, который я якобы в свое время закончил и при котором имелось отделение военных переводчиков, где я, по идее, учился. Я там не раз бывал на вечерах, но институт этот, располагавшийся в районе Смольного, я, разумеется, во всех деталях знать не мог. По искорке, промелькнувшей в ее черных злых глазах, я понял, что она меня на чем-то поймала, по виду не подала. Когда на какое-то время мы остались одни, она сказала тихо, не сводя с меня пристального взгляда: «А ведь вы там не учились». Ни один мускул не дрогнул на моем лице, и я продолжал вести беседу, так как подошли «Лука» с сестрой. Мы говорили о Ленинграде, куда Натали, сестра «Луки», собиралась на время летних каникул. Ощущение того, что эта чертова Лили меня расколола, не покидало ни на минуту. И откуда только она взялась, такая проницательная? Какой ценный кадр для нашей контрразведки пропадает! А может, не пропадает? Может, она тоже агент КГБ и выполняет аналогичное моему задание. Интересно, а? Натали была высокая смешливая девушка с волосами, собранными на затылке в «конский хвост». Ее нельзя было назвать красавицей, но обаяния она была явно не лишена, это уж точно. Лицо ее несколько портили огромные очки, с которыми она никогда не расставалась.
— Вы любите кататься на велосипеде? — спросила она, сверкнув улыбкой.
— Когда-то катался, — ответил я уклончиво.
— А не хотели бы вы составить мне компанию?
Все выжидающе смотрели в мою сторону.
Я согласился. И совершенно напрасно. Можно было под каким-нибудь предлогом отказаться и избежать столь сурового испытания, каким оказалась эта сумасшедшая гонка по улицам Москвы.
На велосипеде я не был новичком. Когда мы в 1944 году переехали на Украину, отец из какого-то села привез совершенно раздрызганный велосипед, брошенный полицаем, удравшим с немцами. Мне помогли его починить в мастерской металлоремонта. Ребята за три дня научили меня кататься. На моем велосипеде каталась половина слободки, поэтому мы его больше чинили, чем катались. А однажды, уже будучи на каникулах в Умани, куда к тому времени переехали родители, я на свои сбережения купил младшему брату велосипед, что было для него величайшим событием. Мои родители жили очень скромно и не могли себе позволить купить такую невиданную роскошь., как велосипед.
Однажды я задумал поехать в Катеринополь, навестить старых школьных приятелей. От Умани до Катеринополя 72 км, в основном проселочной дороги. Добрался уже поздно ночью. Заночевал у приятеля. Весь день провели на речке. Вечером пришел еще один школьный товарищ, живший в деревне. Он принес бутылку самогона-первача, достали мед, сало и попировали на славу. Затем мы пошли в кино. Но не учел я, насколько коварен самогон-первач с медом. В кино экран стал почему-то все больше и больше раскачиваться и плыть перед глазами. Я вышел на улицу через боковой выход. Еле-еле дотянул до стоматологической поликлиники, и там, под одной из раскидистых яблонь, окружавших белый, опрятный домик поликлиники, я вырубился. Очнувшись часа через два, пошел искать своих, но никого уже не нашел. Ночью лил проливной дождь. Толкая по грязи велосипед, кое-как добрался до линии железной дороги. Поставив велосипед на рельс, стал вести его по рельсу, так как ехать по дороге было совершенно невозможно из-за проливного дождя, который превратил грунтовую дорогу в сплошное месиво. Так и добрался до местечка Тальное, где я появился на свет Божий, но никогда после этого события здесь не бывал. Побродил по улочкам провинциального городка, посидел в столовой, где имел неосторожность пропустить две кружки пива перед обедом. Обед — шедевр общепита: жидкие щи из кислой капусты и шницель, в котором был один жир и жилы, умело запрятанные под слоем панировочных сухарей. В войну на Украине и то лучше кормили.
Дождь прекратился. Засияло солнце, подсушивая мне путь, а до Умани еще добрых 50 километров, и все по грунтовке. И тут я почувствовал, что пиво ударило в ноги и полностью вывело из строя мускулы, задействованные при велосипедной езде. Пришлось толкать перед собой велосипед и ехать лишь под уклон. Домой добрался за полночь. Так что с велосипедом я был на «ты».
У моих новых знакомых оказались отличные английские дорожные велосипеды с переключателями скоростей. Такой велосипед я седлал впервые, но— «В грязь лицом? Никогда!». Девица эта мчалась впереди меня как угорелая, оглядываясь время от времени на меня с озорной улыбкой. «Конский хвост» ее трепыхался на ветру. Мужская гордость не позволяла мне отставать. Мы мчались по умытой весенним ливнем Москве, так что только ветер свистел в ушах. Я давно не садился на велосипед и вскоре, несмотря на мои усилия, стал отставать, и тогда она немного сбавила темп. От МГУ мы выехали на шоссе к Поклонной горе, затем по Кутузовскому проспекту до Киевского вокзала, где повернули направо, и по Бережковской набережной и Воробьевскому шоссе вернулись к МГУ и к их дому на Ленинском проспекте. После этого мы с «Лукой» еще пошли на съемки, благо погода стояла солнечная, и со смотровой площадки Ленинских гор вся Москва была как на ладони. После такой велосипедной прогулки я три дня приходил в себя и ходил на полусогнутых. Через два дня я представил отчет, описав все до мельчайших подробностей. Меня тревожило то обстоятельство, что я вызвал подозрения у этой невесть откуда свалившейся на мою голову Лили. Это, кажется, был единственный прокол во всем деле, и я вполне справедливо опасался, что это обстоятельство мне может навредить.
— Больше туда не ходи, — сказал, посмеиваясь в усы, куратор. — Тебя раскололи. Она, возможно, рассказала о своих подозрениях в семье. Телефона нет ни у тебя, ни у них, так что исчезни, и все. Уехал в командировку. Нет тебя. А задание свое ты, можно сказать, в основном выполнил. Теперь нам хоть есть с чем идти к начальству.
Через два дня состоялась встреча с руководством. Шефы остались довольны моей работой и дали свое «добро» на продолжение подготовки в составе особого резерва.
— А все-таки эта Лили тебя расколола, — посмеивались они, прощаясь со мной. — А сестричка эта… Зря, что ли, она вас на велосипеде обкатывала? Наверняка на вас виды имела. Но вам надо оттуда уходить. Драма сердечная не в наших интересах.
Да, хорошо уходить, когда есть куда. Когда ты дома. А случись это «там»? Сразу небо в клеточку замаячит, и охнуть не успеешь, если вот так тебя расколют. А с «Лукой» мне встречаться больше не пришлось, но, судя по всему, интерес к нему у наших был немалый: язык— в совершенстве; домой после демобилизации, несмотря на рождение ребенка, не торопился; хладнокровен, характер уравновешенный, пожалуй, даже флегматичный. И прочее. Чем не нелегал?
Копенгаген. Спустились на берег по трапу в толпе туристов, без вещей, с одной только сумкой через плечо, взяли такси, доехали до парка «Тиволи». В кармане наши основные документы. Побродили по саду. Вышли через боковой выход, снова взяли такси. В магазине купили чемодан, кое-что из необходимых вещей и отправились на вокзал, где взяли билет на ночной поезд до Стокгольма. Переправа на железнодорожном пароме. Роскошный шведский стол, где есть все, что душе угодно; только за напитки надо платить, все остальное включено в стоимость билета.