Явление прекрасной N
Шрифт:
Машину сильно тряхнуло на ухабе, и он проснулся. Гордей чувствовал, как сердце, сжавшись, пытается уползти в самый тёмный угол организма, притвориться невидимым. За ним в кровавом шлейфе тянулся след белковых сгустков.
Гордей испугался, увидев помятое и измождённое лицо в окне, но тут же понял – это отражение. Приложил ладонь ко лбу. Мокрый и горячий. Наверное, где-то подхватил грипп. В марте ещё стояли крепкие морозы, неужели так рано началась традиционная сезонная эпидемия?
С удовольствием
– Гордей, – сказала Ирина, – просят освидетельствовать, раз мы оказались поблизости.
Прежде, чем Ирина произнесла адрес, Гордей знал, что «это оно». Из мимолётного сна, в который он провалился буквально на долю секунды.
Ирина продолжала:
– Женщина, больше тридцати. Найдена без сознания в неестественном положении на полу закрытого кафе.
– «Лаки»? – прошептал Гордей.
– Да, – спокойно ответила Ирина. – Кафе так называется.
Этого не может быть. Объявленный погибшим при «воскрешении» живёт долго и счастливо. Такая народная примета.
Дорогу среди снежных заносов расчистили, Нира вызывала технику, чтобы машины с необходимым оборудованием могли подъехать к «Лаки». Они обогнали фургон с ярким рисунком на боку. Реклама местного мясокомбината.
Неотложка проехала прямо к знакомому входу.
– Десятая бригада первой подстанции, наряд номер…
– Проходите, – сказал немолодой майор. – Хотя я вам и так скажу – труп. Умерла до нашего приезда. Осторожнее, ладно? Мы ещё не фотографировали, ждём специалиста.
Он казался смутно знакомым. Наверное, сталкивались где-то по службе.
Гордей отодвинул ленту, перегораживающую вход в «Лаки». Ещё вчера они сидели здесь, чувствуя себя юными, и все дороги этого мира вновь открывались перед ними.
Ирина замешкалась в машине, и он вошёл один.
Всё как вчера. Кроме…
Она лежала на животе, неестественно вывернув шею. Левую руку подвернула под себя, а правую выкинула за голову. Словно потягивалась спросонья. Золотистые волосы рассыпались по глухому, чёрному как ночь свитеру.
Гордей, только увидев положение её головы, понял, что она мертва. И по ощущению: это уже не было Нирой.
Остальное происходило на автомате, буднично и привычно. Просто ритуал освидетельствования смерти. Гордей присел возле трупа, сдвигая глухой ворот свитера, попытался нащупать пульс на сонной артерии. Приподнял одно веко кверху, затем второе.
«…пальпаторно пульс на магистральных венах и артериях не прощупывается, аускультативно – дыхание и сердцебиение не выслушивается…»
Но что-то казалось странным.
Голова Ниры вывернута странным образом, но сам череп не повреждён. На ногах и руках нет ни царапины. Ни единого признака травм внутренних органов.
Гордей поднялся, подхватывая ящик, и направился к выходу.
Кивнул скучающему у перил майору, посмотрел на часы:
– Смерть констатирована в пять сорок четыре.
Он не в состоянии вникать в особенности этого дела. По крайней мере, сейчас. Пусть занимаются судмедэксперты. Вернее, один конкретный эксперт.
– По полу не елозили? – осведомился майор на всякий случай.
Гордей выразительно посмотрел на него.
– Это я для порядка, – оправдался тот. – Что на первый взгляд?
– Перелом шейного отдела позвоночника. Скорее всего, пятого или шестого. Задохнулась. Но…
– Я думаю, – сказал майор, – её принесли сюда после того, как скинули откуда-то.
Гордей покачал головой:
– Внешних повреждений нет. Указывающих на насилие, я имею в виду.
– Док, ты чего? – удивился майор. – Ты её голову вывернутую видел?
– Это мог быть судорожный припадок.
– Не криминал?
– Более точно вам судмедэксперт скажет. Кстати, не в службу, а в дружбу… Отправишь труповозку в первую городскую?
Тот не стал спрашивать: с чего это такое особое отношение, просто одобрительно кивнул:
– Там хорошее судмедотделение.
Водитель – не Николаич, какой-то другой, незнакомый, они в последнее время менялись от смены к смене – куда-то делся, и Гордей с Ириной ждали в салоне.
Они видели в окно, как деловитые люди вынесли из обвитого потухшими лампочками входа большой чёрный мешок, положили в распахнутые задние дверцы прибывшей труповозки, забрались в неё и уехали. Следом отправились и полицейские.
Гордей всё смотрел и смотрел в окно на резко опустевший двор, исполосованный следами от колёс. Всё в нём ныло и жгло. Той болью, от которой нет таблеток и к которой невозможно привыкнуть. От бессилия. Воду не превратить в вино, мёртвых не воскресить…
Потом в голове стало слишком шумно. И душно. В совсем свежих воспоминаниях диско-зал «Лаки» колыхался светотенями и цветомузыкой. Незнакомые лица, откуда Нира собрала их всех за такой короткий отрезок времени?
– Скажи, – спросил он её, – Зачем ты вернулась? На самом деле?
Пахло кофе, коньяком, потом энергично двигающихся людей. А ещё лилиями, мхом, мокрой зеленью, землёй. Это уже от Ниры, странные духи…
В голове пронеслась подхваченная где-то и застрявшая строка:
– Если не о любви, дорогая Мэри, все разговоры о вечности – сущий бред.
Гордей завёз заявление на отпуск заведующему, и тот, ни слова не возразив, волшебным образом подписал его. С завтрашнего дня. Даже не возмутился такому скоропалительному решению. Наверное, вид у Гордея был совсем удручающий.