Явление прекрасной N
Шрифт:
Девочка вывалилась в зал, почти упала, но хоть и с трудом, но всё же удержалась на ногах. Яркая, пёстрая масса вокруг неё колыхалась, изгибалась, потела и выкручивалась. Никто не обращал никакого внимания, и Кайса успокоилась.
«Нира…», – думала она, пробираясь среди вихляющихся тел. – «Приставала к Гордею»
Зло переполняло. Пока Кайса просто чувствовала искры, которые летали между этой парочкой, всё можно было списать на «показалось». Если показалось, то остаётся надежда. Но стать свидетельницей… И злилась Кайса вовсе не на то, что Нира собиралась
Нет. На самом деле натянутая нить от Кайсы к Гордею вибрировала вполне ясно: тот, кого она боготворила, безумно хотел сделать ЭТО с Нирой. И отказался только потому, что любил и берёг. ОЧЕНЬ. И злился так сильно поэтому.
Она пыталась найти Гордея в зале, но в этой чехарде все лица сливались в одно. Только одно из них, самое сейчас ненавистное, выделялось из толпы. Впрочем, как и всегда. Кайса решительно направилась к Нире, которой барменша протягивала ворох бумажных салфеток.
Кайса дёрнула Ниру за рукав, а когда Фея ночи удивлённо оглянулась, выпалила:
– Гордей велел передать, что ждёт тебя в тополях напротив входа. Он… передумал.
Нира, только что прижимавшая к носу окровавленную салфетку, вдруг стала такой счастливой. Она даже не спросила, почему тот сам не вернулся, зачем ждал на улице и с какого перепуга послал именно Кайсу…
Гремело, опьяняя, «синий-синий иней». Кружился над головой дискошар, разбрасывая искры-брызги.
«Чтоб он вам всем свалился на голову», – вдруг пожелала Кайса.
На самом деле она хотела, чтобы шар свалился на голову ей самой. Отшибая в памяти всё, что случилось этим вечером.
Кайса не могла заснуть в эту ночь.
А назавтра, за полчаса до того, как все узнали, что Нира пропала, Ритка пришла на предэкзаменационную подготовку с огромным фингалом под глазом. Наверное, общая тайна сплотила их, потому что Облако, поймав взгляд Кайсы, вдруг доверительно шепнула:
– Брательник, сука. Сказал, чтобы я больше к нему с тупыми девчачьими разборками не лезла…
Узнав Ритку Облако получше, Кайса поняла, что та была не злой. Равнодушной, как природа. Двойные смыслы придумывает человек, природа же сама по себе прямолинейна и бесхитростна. Как Ритка Чугуева. Которую, в первую очередь, волновала продуктивность и целесообразность окружающих процессов. Тогда, восемнадцать лет назад, она не желала зла Нире. Просто убирала препятствие, по её мнению, мешающее естественному ходу вещей.
Никакие фотки не появились, а когда по всем местным каналам замелькала фотография Ниры, которую искал весь город, Кайса, набравшись смелости, спросила Облако:
– Это твой… брательник с пацанами… что-то сделали с Нирой?
Ритка зло шикнула на неё:
– С дуба рухнула? Они и не приехали тогда, не смогли. Только если, сука, хоть слово кому пикнешь…
Подняла кулак к носу Кайсы, но вдруг разжала ладонь и испуганно оглянулась:
– Если кто узнает, что мы собирались сделать, на брательника всех собак повесят. А у него и так уже… Ходка.
Через несколько дней стало известно, что маньяк-рецидивист, убивший Ниру, покончил с собой. Кайса выбросила из головы тот случай, и Ритку, и её брательника, задвинула в самый угол памяти, но до конца так и не забыла.
Сейчас, спустя восемнадцать лет, Кайса глядела в одеревеневшее лицо Облака.
– Я помню, Ритуля, – повторила она. – И могу хоть сейчас спросить Ниру, кто напал на неё той ночью… Что-то шепчет мне: без вас с брательником тут не обошлось.
И Ритка вдруг… улыбнулась. Как-то открыто, легко и даже беззащитно.
– Курага, – второй раз за сегодняшний вечер она вспомнила школьную кличку Кайсы, которую сама же ей и дала. – Подумай, а? Самый большой навар с этого кипящего бульона получила именно ты…
Развернулась и пошла прочь. Полинка побежала за ней следом, трусясь, как мелкая собачонка. Она мало что поняла из их разговора, но обожала Ритку за силу и твердолобую убеждённость в собственной правоте.
Кайса почувствовала, что на глазах наворачиваются слёзы. Она не имела права на эту жизнь, которую восемнадцать лет назад отняла у Ниры. Помогла отнять.
Со стороны бара вдруг донеслось «Синий, синий иней…».
Кто-то тронул её за рукав, и Кайса, слабо вскрикнув, оглянулась. Слова застыли у неё в горле. В шёлковой струящейся блузе, оголяющей плечи, в льющихся от бедра широких гладких брюках и босиком на снегу стояла Нира.
Они всегда были одного роста, хоть и с разными фигурами, и сейчас взгляд пропавшей много лет назад одноклассницы и подруги, которую она предала, прямым попаданием светился в глаза Кайсы. Нира несколько минут молчала, чуть склонив голову к гладкому белому плечу. А потом вдруг нежно улыбнулась.
– Сладко тебе было? – спросила Нира. – Всё это время? Предательство, как оно на вкус?
Она вдруг протянула руку и схватила Кайсу за намотанный сверху куртки пышный снуд. Та дёрнулась скорее от неожиданности, чем от испуга, но Нира держала очень цепко.
– Милая, милая Кайса, – всё так же нежно пропела она, подтягивая лицо Кайсы к своему. – Я покажу тебе, что такое – настоящее сладко…
А потом Нира сделал нечто совсем выходящее за всякие рамки. Она обхватила шею Кайсы второй рукой, притянула к себе и впилась поцелуем в губы. На секунду Кайсе показалось, что всё это бред, а потом закружилась голова. Это был самый сладкий, самый страстный поцелуй в её жизни.
Глава шестая. Жив ли ты?
Гордею снилось, что на нём просторный белый балахон, закрывающий колени. В руках он держал кипу бумаг и знал во сне, что это всё – истории болезни, записанные вручную. Он стоял на пороге прозекторской голыми босыми ногам, без штанов неуютно и непривычно. Обжигающий сквозняк гулял по щиколоткам, добираясь до бёдер.
– Я жив или уже нет? – спросил Гордей в этом своём сне.
– Ты – да, – сказал какой-то голос.
С нажимом на «ты». Словно кто-то другой умер.