Язверь
Шрифт:
И теперь Гера надеялась, что и про лемургов он тоже что-нибудь знает.
— Леминги? Это такие зверьки?
— Понятно. Забудь.
Сашка пристально на нее посмотрел:
— В игре ты точно не будешь участвовать? Может, все таки передумаешь?
— Вот только игр мне сейчас не хватает.
Еще одним пламенным увлечением Шурки были ролевые игры в условиях города — занятие возмужавших подростков, которым осточертели онлайновые забавы.
Гера знала о ролевых играх практически все — ей об этом рассказывал Сашка. Сюжет строился на мотивах
Мастер игры составлял развернутый сценарий, прописывал роли, выбирал время и место. К игре участники готовились загодя: костюмы, атрибутику и прочие детали игры следовало выбрать до срока. В назначенный день участники собирались, и слаженный механизм запускался. Задача мастера — отслеживать, чтобы игра не выходила за рамки, чтобы сценарий соблюдался без передергиваний.
Гере было известно, что Шурка готовился к игре «Территория», чтобы выступить за клан анархистов. В клане заболела Волчица, и никого накануне игры на эту роль не нашлось. Позвали Геру. Она отказалась.
Во второй половине дня ее одолел озноб, и захотелось вздремнуть. Работа не шла. Она с трудом досидела до вечера.
В вагоне метро она рухнула на свободное место. Мужчина азиатской национальности — тот, что это место освободил, — торопливо направился к выходу, толкая перед собой большую сумку-«тележку». Невдалеке от Геры кто-то сердито запричитал: «Нет, вы видели? Будто бы ей это место уступили!..»
Слова звучали издалека. Гера погружалась в сон.
После смерти отца в снах снова и снова проигрывалась ситуация: она сидит в позе лотоса на матушкином покрывале, отец — живой и такой настоящий — расхаживает вдоль окна. Они разговаривают.
Отец разъясняет ей непонятное. Она ненадолго запоминает его слова, потом переспрашивает, как делала в детстве. Если проявляет упрямство, маски оживают и зловеще хохочут.
И так много, много долгих ночей.
Жаль, но ничего значимого из ночных разговоров с отцом она так и не вынесла, кроме улюлюканья масок.
Сегодня она снова сидела на той же подстилке, испытывая многократно усиленное «дежа вю». Отец выглядел осунувшимся, обросшим щетиной.
— Если где-нибудь встретишь кубомедузу, спасайся, — наставлял он. — Природа снабдила ее двухметровыми щупальцами — тонкими, крайне опасными. Яд кубомедузы токсичен. Смерть наступает за считанные минуты.
Сон уносил Геру дальше — в неизведанные места, в долину, покрытую мелкой растительностью. Но она шире раскрыла глаза и ущипнула себя за запястье.
— Папа, мне не запомнить. Куба при чем здесь? Эта тварь живет возле Кубы?
— Речь не об этом. Дело в Австралии.
Голос отца стал невнятным, прерывистым, как будто их разговор транслировался на коротких волнах:
— …в восемь раз ядовитее скорпиона, в полсотни раз опасней гремучей змеи…
То, что он рассказывал, требовало осмысления. Во сне этого сделать нельзя. Нужно просто запомнить.
— Ух ты, — наивно воскликнула Гера.
Сон причудливо изменился: перебросил Геру в воды реки, где она, как будто совсем еще девочка, плескалась с другими детьми.
Ногу обожгло что-то тонкое. Она постаралась избавиться от нитей, но не смогла. Кто-то схватил ее под руки, вытащил из реки, положил под голову полотенце. Нити продолжали цепляться за кожу, срослись с ней, делая боль нестерпимой. Как будто лезвие сначала докрасна раскалили, а потом провели им по телу.
— Гера! — отец тряс ее за плечо. — Очнись, нужно бороться!
Наверное, это неправильный сон.
Незнакомец бесцеремонно дергал Геру за капюшон: «Эй, просыпайся. Дома нужно спать, а не в метро. Здесь тебе подушку под голову не подсунут».
Сон улетучился, оставив в памяти терпкий древесный запах.
Перед глазами возникла старуха с допотопными, сшитыми вручную авоськами. На секунду Гере показалось, что лицо ее, и без того безобразное, покрыто едва заметной щетиной. Чтобы избавиться от наваждения, она заморгала. Конечно, не бывает такого, и шерсть у старух на лице не растет.
Вместо того чтобы по-прежнему ехать в вагоне, Гера, согнувшись, сидела на лавочке одной из весьма удаленных станций метро.
— Как я здесь оказалась?
— Ну, уж это тебе лучше знать! — злобные интонации привели ее в чувство: — Ты что, пьяная? Мне полицию вызвать?
— Извините, я просто… на работу хожу больная. Спасибо, что разбудили. Мне нужно идти.
Подхватив гламурный рюкзак, Гера бросилась к эскалатору. Там слегка отдышалась; что это она, в самом деле? Никто бы не стал вызывать полицию, ведь таких, как она, задремавших, в метро пруд пруди.
Решив не возвращаться, Гера поднялась наверх. В помещении вестибюля нашла укромное место: угол между киоском с газетами и мраморной стенкой. Достала из рюкзака леденец, запихнула за щеку. Горло продолжало саднить, это действовало угнетающе. Лучший способ избавиться от мыслей о боли — прогуляться по улице.
Когда стеклянная дверь распахнулась, сильный порыв влажного ветра ударил в лицо. Погода испортилась, и вместо ясного дня Геру ожидал сырой и промозглый вечер.
Атмосфера соответствовала настроению.
Чертовщина какая-то происходит. Как она могла бесконтрольно выйти из вагона метро? Как она вообще оказалась в этом районе?
Взгляд, мельком брошенный на стрелки часов, ситуацию не прояснил. В метро Гера вошла приблизительно в шесть двадцать пять. Сейчас на часах семь ноль четыре. Где она болталась все это время? С чего это ей показалось, что женщина, которая ее растолкала, как будто короткой шерстью покрыта? Почему в последние дни ей мерещится жуть?