Языческий лорд
Шрифт:
— Вонзится быстро и глубоко, господин, — ответил он.
— Я люблю тебя, — сказал я Этельфлед, не заботясь о том, кто еще меня услышит. Еще мгновение я смотрел на нее, мою золотую женщину с решительным подбородком и голубыми глазами, а потом быстро развернулся в другую сторону, потому что небо потряс оглушительный рев.
Кнут приближался.
Он шел так, как я и ожидал. Медленно. Его массивная стена из щитов была так велика, что большинству воинов не пришлось бы драться, они лишь топтались позади длинных передних рядов, что шагали к холму.
Высоко
Я протиснулся к первому ряду и занял свое место между Финаном и моим сыном Утредом. Пирлиг снова стоял позади меня, его большой щит возвышался, прикрывая меня от копий и топоров, которые будут брошены перед тем, как две стены из щитов столкнутся.
Но сначала они будут выкрикивать оскорбления. Датчане уже были достаточно близко, чтобы можно было разглядеть их обрамленные шлемами лица, исказившиеся от предназначенного нам рёва.
— Трусы! — насмехались они. — Ваши женщины станут нашими шлюхами!
Кнут находился напротив меня. По его бокам шли два высоких воина в прекрасных доспехах и увешанные боевыми браслетами, воины, прославленные в битвах. Я вложил Вздох Змея в ножны и вытащил Осиное Жало, короткий меч.
Он был намного короче Вздоха Змея, но в тесноте стены из щитов длинное оружие становится помехой, а короткий клинок — смертоносным. Я поцеловал рукоять, а потом дотронулся ей до молота на шее.
Кнут по-прежнему держал в руке Ледяную Злобу, хотя в эту атаку пошел с щитом, обитым коровьей шкурой, на которой черным был нарисован его символ — топор, разрубающий крест. Оба воина по его бокам были вооружены широкими боевыми топорами с длинными рукоятями.
— Что они сделают, — произнес я, — так это попытаются зацепить и опустить мой щит своими топорами, чтобы Кнут смог меня прикончить. Когда они будут это делать, вы двое убьете их.
Утред промолчал. Он дрожал. Он никогда еще не дрался в стене из щитов и, возможно, нитогда не будет сражаться в ней вновь, но старался выглядеть спокойным. У него было мрачное выражение лица. Я знал, что он сейчас чувствует, мне был знаком этот страх. Финан что-то пробормотал по-ирландски, я предположил, что молитву. Как и я, он взял короткий меч.
Датчане по-прежнему кричали. Что мы бабы, что мы сосунки, что мы дерьмо, что мы трусы, что мы мертвецы. Они были всего в двадцати шагах и остановились.
Они собирались с духом для броска вверх по холму, для резни. Два юнца выступили вперед и вызывали нас на поединок, но Кнут рявкнул на них, чтобы вернулись в строй.
Он не хотел отвлекаться, а хотел перебить нас всех. За многочисленными рядами находились всадники. Если наш строй прорвут и некоторое из нас побегут на запад, а это направление осталось единственным, с которого не угрожали датчане, эти всадники бросятся в погоню и перережут всех.
Кнут не просто хотел нас убить, он жаждал нас уничтожить, желал, чтобы
Его воины выкрикивали оскорбления, а мы смотрели им в лицо, смотрели на их клинки и увидели, как сомкнулись щиты и полетели копья. Копья и топоры, брошенные из задних рядов врага, и мы пригнулись с сомкнутыми щитами, когда они вонзились в нас. В мой щит с силой вошло копье, но не задержалось в нем. Полетели и наши копья.
Мало шансов пробить стену из щитов копьем, но человек, у которого щит отягощен копьем или топором, находится в невыгодном положении. Что-то еще вонзилось в мой щит, а затем Кнут проревел приказ:
— Сейчас!
— С нами Бог! — выкрикнул отец Иуда.
— Прижмитесь плотнее, — приказал Финан.
И они пришли. Дикий рев, искаженные ненавистью лица, щиты подняты, оружие наготове, и, возможно, мы тоже кричали, и, возможно, наши лица были изуродованы ненавистью, и наверняка наши щиты были сомкнуты, и мы держали оружие наизготовку. Они столкнулись с нами, и я опустился на колено, когда щит Кнута врезался в мой.
Он метил в нижнюю часть, надеясь отклонить верх щита от моего тела, чтобы его товарищи с топорами зацепили его и опустили еще ниже, но я ожидал этого, и щиты столкнулись по центру, а поскольку я весил больше, то Кнута отбросило. Щит Пирлига прикрывал меня сверху, а когда одновременно опустились оба топора, я уже двигался.
Двигался вперед и поднимался. Топоры вошли в щит Пирлига, который с силой ударил мне по шлему, но я едва это почувствовал, потому что двигался быстро, рыча, и теперь мой щит был ниже, чем у Кнута, и я толкнул его кверху.
Двое с топорами пытались выдернуть оружие из щита Пирлига, а Финан и Утред кричали, втыкая в эту пару датчан мечи, но я видел лишь обратную сторону своего щита, пока поднимал его все выше. Ледяная Злоба была слишком длинной, чтобы использовать её в этой толчее, но Осиное Жало было коротким, крепким и острым, и, отведя руку со щитом влево, я увидел перед собой яркую кольчугу и нанес удар.
В этот удар я вложил всю свою силу, годы тренировок и оттачивания мастерства. И в этот момент я встал. Мой щит отбросил в сторону щит Кнута, оставив того открытым, а Ледяная Злоба зацепилась за рукоять топора, я стиснул зубы, а рука яростно сжала Осиное Жало.
И нанес удар.
Удар отдался в руке дрожью. Короткий клинок Осиного Жала с силой ткнул Кнута, и я почувствовал, как того отбросило, а я все еще проталкивал меч, пытаясь выпотрошить его, но человек слева от Кнута опустил свой щит и ободом врезал мне по предплечью с такой силой, что меня откинуло обратно на колени, а Осиное Жало от удара тоже дернулось назад.
Топор был поднят, но так и остался в воздухе — сила в руке воина иссякла, потому что в его груди торчало копье, воткнутое тем, кто стоял за моей спиной, и я снова ударил Осиным Жалом, на этот раз свалив человека с топором. Его кровь уже насквозь пропитала кольчугу на груди. Он упал.