Язычник
Шрифт:
У следователей не возникло ни малейшего сомнения в подлинном самоубийстве. В миниатюрном браунинге, зажатом в кулаке нефтяного магната, не хватало одного-единственного патрона. Пуля прошла навылет, с правого виска, размозжив черепную коробку. Следователи «не знали», что Вараксин был левша. И если он стрелял из своего пистолета, то в его магазине должно было недоставать двух пуль, поскольку один выстрел он сделал раньше в лаборатории. Но эта деталь была известна мне одному. Для того чтобы произвести выстрел с близкого расстояния, убийца должен был
Кто мог дать Вараксину ключ от моей лаборатории? Только Абадор, он следил за мной и был осведомлен обо всех чудесах, происходящих в лаборатории. Ему было нужно, чтобы я порешил своего покровителя и оказался в его лапах, как жук в кулаке у мальчишки. Чтобы убить двух зайцев сразу, он и затеял эту отвратительную дуэль. Но надежды не оправдались. Не теряя времени, Вараксина убрали спешно и грубо, не дожидаясь утра. Но это были лишь догадки. Везде присутствовал неучтенный элемент, вернее, отсутствовал крепежный болт, стягивающий всю конструкцию прочными доказательствами.
– Что это с тобой, никак мороз ударил?
Был поздний вечер, и, в соответствии с режимом, Глинов был уже под хмельком. Лицо его пыхало жаром. Маленькие глазки маслянисто поблескивали.
Я ввалился к нему, едва держась на ногах. Прошло больше месяца после похорон Вараксина. Где-то стороной мелькнул Новый год. Все это время я отлеживался в лаборатории, превратившейся в холодную нору.
– Глотни, – Глинов протянул мне дежурный стопарик. – Пей, пей, увидишь чертей! – захохотал он. – Да ты их, похоже, уже увидел…
Лохмы, что висели у меня спереди, словно заиндевели. Это неровно выпросталась ранняя седина.
– Все елочки! Задание выполнено, партайгеноссе. Вот заключение экспертизы, – он сунул мне под нос мятую бумажку.
– Прочти, Глинов…
– Обнаружено… при повторной экспертизе выявлено… Это пропустим… Короче, снаружи и внутри полно твоих следов. Дед с бабкой тоже зачем-то сумку теребили. Но есть и сюрприз! Помнишь, я хвалился? Так вот, проверили по ДНК и нашли пару отпечатков и одну капелюшку пота. Эта капля попала на наружную поверхность одновременно с кровью убитой, то есть наверняка принадлежит убийце. Так вот, анализ этого фрагмента указывает на женщину лет 20–25 лет, предположительно брюнетку. Значит, сейчас ей около тридцати…
– Спасибо, возьми еще денег… Сколько тебе отсыпать?
Купюры посыплись на пол.
– Ну что вы, право! Это долг чести! Чего дальше-то делать будешь? Бабу эту ты теперь хрен найдешь… Хотя можно попытаться вычислить. Перетряхни всех, кого знал, авось мелькнет что-нибудь. Может быть, любовь у тебя какая-то обиженная была, может быть, сама Наталья дорогу кому перешла?
Я тупо тряс головой.
– Вот еще… Пункт второй. О родне ее я вот что вызнал. Мамаша умерла вскоре, а сестренка сводная, в Калитниковский детский дом попала. Вот адрес.
Ранним утром я уже был у ворот детского дома. Двухэтажный деревянный особнячок был похож на заброшенную дачу. «Хоть сестренку ее разыщу, – думал я. – Буду навещать, приносить апельсины, игрушки и со временем у меня будет близкое, почти родное существо».
Если вам приходилось бывать в детских домах, где самому старшему едва исполнилось семь лет, то прямо с порога вас встречает запах пригоревшей каши и обмоченных колготок, неистребимый запах сиротства. Бледные дети в застиранных рубашонках и платьицах смотрели на меня с боязливым любопытством.
Директриса молча выслушала меня, вздыхая всем телом, потом долго рылась в личных делах, совещалась по телефону. Но я уже знал, что девочки у них нет.
– Лерочка? Помню эту девочку. Девочка была «хорошая»…
– Хорошая?
– Да, так мы называем «случайных» сирот, детей, взятых из нормальных семей. Они очень отличаются от детей наркоманок и алкоголичек. Но этот ребенок уже имеет родителей… Ее взял к себе очень состоятельный человек, – шепотом добавила «Родина-мать» и продолжила громко: – И по закону об усыновлении я не имею права открывать вам имен усыновителей.
– Ну что ж, извините за беспокойство… Это – детям.
Я положил на стол пачку банкнот.
Имя таинственного «усыновителя» было мне хорошо известно.
Перед возвращением в имение я снова навестил Лягу.
– Здравствуй, – выдавил я из себя. У меня не было сил даже улыбнуться…
– Так… Укатали нашего сивку крутые горки. Есть лекарство… целая грелка…
– Не надо, Ляга. Давай поговорим… Расскажи мне все, что ты знаешь о секретарше Вараксина, точнее, о твоей бывшей жене.
– Да ничего я не знаю.
Ляга бессовестно врал, изворачивался. Но я не торопил его, просто смотрел не мигая в его беспокойно бегающие глазенки.
– Ну да, да… Только не надо так смотреть… Линка была у Вараксина ближайшей помощницей. Но это уже после гибели Наи. Не понимаю, какое отношение. – Ляга причитал плаксивым бабьим голосом, словно я перетряхивал его нижнее белье.
– Предупреждать надо было, друг. А до этого кем она была?
Ляга молчал, багровая физиономия побелела на лбу, у рта и крыльев носа.
– Колись, друг… На их совести уже два убийства, нет, три: Наю они убили дважды. Следующим будешь ты, как обладатель опасной информации.
– Но я же… ничего, – Ляга захлебнулся от прихлынувшего страха.
Он полез в бар за «гостевыми» сигарами. Нервно шуршал оберткой, чиркал ломающимися спичками. Он никогда не курил, но неумело тыкал сигаретой между лиловыми губами.
– Прости меня, Бледный Лис! Ну, хочешь, на колени встану? Я молчал: так было спокойнее. Лина была твоей лаборанткой. Я там и подцепил ее, в Бережках. И представляешь, два месяца был счастлив, если мне удавалось прихлопнуть комара на ее плечике или подержать за локоть. Чтобы угодить ей, устроил к Вараксину. Она ему понравилась, она умела пускать дым в глаза.