Язык его пропавшей жены
Шрифт:
– Ее Марина зовут, – сообщил Вадим. – И она не русская, а карелка.
– Да какая разница, это не имеет значения, – отозвался мужчина. – Главное не кровь, а почва, земля, ее дух с душою. Которыми мы пропитаны. Здесь, в России, за десять лет жизни и Халли Берри русской станет. Если, конечно, полюбит ее. Побелеет даже.
– А вот вы-то все-таки – кто? Историк-географ? – поинтересовалась Марина. Как девушка с прагматичным складом ума, она, должно быть, хотела основательно «прошерстить» все окружение своего будущего мужа. Но тут к столику подплыли две дежурные азербайджаночки с игральными кубиками и предложили метнуть кости. Мужчина с удовольствием потряс деревянный стаканчик и бросил на поднос кости. Сразу выпало две шестерки.
– Вам полагается еще один кувшинчик вина за счет заведения, – поздравила одна из девушек.
– Вот и несите, – сказал Вадим и обратился к своему визави: – Как это вам удалось? Сколько раз здесь ужинал, играл – и никогда двух высших цифр не выбрасывал.
– Я профессионал, – скромно ответил клиент. И добавил: – Метать кости надо не рукой, а мозжечком и гипофизом, которые просто нужно в данный момент активировать. Ну, как ввести пин-код в банковскую карту.
– А какие сказки вы еще знаете? – спросила невеста. – Страсть как люблю слушать, на ночь глядя.
– И какие у вас вообще-то проблемы? – спросил юрист. – О деле-то мы так и не поговорили. Давайте начистоту. Марина не помешает.
– Да проблемы-то, может быть, не у меня, а у вас, – каким-то нехорошим голосом отозвался тот. Еще и сощурился. Неким холодком повеяло от его лица. Даже Марина зябко поежилась, хотя она порой была девушкой отчаянной и без тормозов. Вадим решил уточнить:
– Но ведь вам нужна моя юридическая помощь?
– Да, – последовал короткий ответ. И мужчина угрюмо замолчал, словно ему теперь вообще расхотелось разговаривать.
Тут как раз принесли обещанный кувшинчик вина, а заодно и ароматный кофе – было чем занять рот. Затем произошло нечто странное. Вадиму, отяжелевшему от вина и пищи, вдруг показалось, что из глубины зала к выходу идут, покачиваясь, три изогнутые и полупрозрачные фигуры – двое мужчин и девушка. И хотя видел он их со спины и мельком, да еще и сквозь какую-то ватно-молочную пелену, но готов был отдать все что угодно на отсечение (впрочем, не все) – что эта уходящая троица как две капли воды (точнее, три) походила на них самих, сидящих сейчас за столом. Будто двойники или некая отделившаяся от их тел субстанция.
Он вновь испытал какие-то нехорошие предчувствия, словно в скором времени ему, да и всем им, предстояло пережить нечто до такой степени невообразимое, великое и ужасное одновременно, что перевернет и в корне изменит всю их дальнейшую жизнь.
Вывел его из оцепенения голос Марины:
– Когда мама возвращается?
– Через неделю, – механически отозвался он.
Ужин подходил к концу. «Ну а теперь-то что? Когда же он перейдет к своему делу?» – подумалось Вадиму. Он все еще не в силах был отойти от странного потустороннего видения в ресторане.
– А дело у меня вот какого свойства, – сухо проговорил мужчина, словно отвечая на его мысль.
– Слушаю внимательно. Простите великодушно, но я там, в конторе, так и не разобрал толком, как вас величать? Любомир…
– Велемир Радомирович. Так вот. Я хочу, чтобы меня развели с моей погибшей тринадцать лет назад женой. Официально, в судебном порядке. И выдали бы гербовую бумагу. С печатью.
Сказав это, вернее, даже чуть ли не потребовав обиженным тоном, мужчина откинулся на спинку стула и еще острее и пронзительнее сощурился. Ну, почти как Ульянов-Ленин, выбравшийся вдруг из Мавзолея и отправившийся с таким, не предвещающим ничего хорошего, взглядом в Кремль. На стрелку с Путиным. Тут только Вадим впервые сообразил, что имеет дело с обычным городским сумасшедшим, фриком. И это еще в лучшем случае.
– Мы такими услугами не занимаемся, – растерянно пробормотал он. – К тому же официальный факт смерти уже означает… состояние развода. Чего же боле? Ведь есть же у вас какая-то… «гербовая бумага» о ее кончине?
– Ну, есть.
– И достаточно.
– Нет, не достаточно. Я хочу еще, чтобы нас развели. В разные стороны.
Клиент вскинул голову и упрямо закусил верхнюю губу. Теперь он стал походить на Наполеона. Даже ладонь сунул за лацкан пиджака.
– Без ее присутствия сделать это невозможно, по крайней мере, весьма затруднительно, – только и нашел что сказать в ответ Вадим.
– А мне по фаллосу, – совсем уж грубовато отозвался Велемир Радомирович. Марине, как суперсовременной девушке, это понравилось.
– Да разведи ты их как-нибудь – и делу конец, – решительно вмешалась она. – Проблем-то! Договорись с каким-нибудь ЗАГСом, впервой, что ли? И не такое творят. Вон, всю страну на бабки разводят, а ты?
В этом она была права. Но одно дело – разводить народ с помощью, например, налогов на воздух, сливая доходы от углеводородов в свои закрома, и совсем иное – оформить развод живого мужчины с мертвой женщиной. Это уж совсем ни в какие ворота. Так и все другие чудить начнут. Скажем, станут требовать юридических прав на «мертвые души» покойных родственников. Для перепрописки их из гробов в дома. В целях уменьшения квартплаты.
– Надо подумать, – ответил тем не менее Вадим, случайно икнув и запивая свои слова красным вином. – Но вы должны рассказать мне все более подробно.
– А чем я, по-вашему, здесь занимаюсь? – насупился клиент. – Но история моя слишком сложна, чтобы понять ее вот так, сразу. Тут двух слов недостаточно.
– Вы говорите, говорите, – приободрила его Марина. – Время у нас есть. У нас вообще весь вечер свободный.
– Мы же в ночной клуб собирались? – напомнил Вадим.
– А мне по фаллосу, – повторила цитату невеста. – Здесь поинтересней будет. Когда еще ума набираться, если не сегодня?
– Вот как? Чего-то ты, подруга, перепила.
– Тормози, присяжный. Не езди мне по мозгам.
– Дороги нехоженые, все равно ни пройти, ни проехать.
– Вот и отстань. Сутяга.
– Стоп! – остановил их загорающийся спор таинственный собеседник. И добавил: – Да, вы правы, время у вас еще есть. Но вы даже не догадываетесь, как мало его осталось.
Прозвучало это как-то апокалиптически. Словно напоминало о близком Страшном Суде. Молодые люди вновь встревоженно переглянулись. А Велемир Радомирович хладнокровно произнес: