Язык, который ненавидит
Шрифт:
Ко мне явился нарядчик – поговорить наедине.
– Одна скотина, к тому же мужик, а не девка, накатал заявление оперкуму, – информировал он меня. – Испугался за красоту своей уродливой девахи, понял? Опер шьет дело о вредительстве твоему любимцу. Диверсия против внешности наших красючек для подрыва обороноспособности промышленного тыла – вот такие пироги. Что будем делать?
– Ты с Азацисом говорил?
– С ним поговоришь! Трясется как овечий студень. Молит спасти. За хорошую благодарность, натурально.
– Твое мнение?
– Надо перевести
– К Белову я немедленно пойду. Может, все же оставим Азациса?
– Раз у кума на него вырос зуб, здесь ему больше не светит. Что-нибудь опер подберет потом, надо же ему показать бдительность. На днях укроем подальше твоего химика. Беру спасение на себя. С тебя двести неразбавленного.
– Ты же у Азациса взял.
– И с тебя возьму. И в другой зоне он еще двум-трем нужным людям добавит. Как можно иначе?
На другой день Азацис уже не явился в лабораторию. От хищных лап оперуполномоченного Зеленского, недавно произведенного из старлея в капитаны и оттого совсем озверевшего по части истерической бдительности, Азацису удалось спастись. И по словам нарядчика, он неплохо «устроился в тепло» на новом месте обитания и о косметических достижениях уже не мечтает. Больше я его не видел.
3
Проблема хорошего дневального снова обострилась. И нарядчик, и друзья в заводских цехах, и соседи по бараку усердно выискивали кандидатов нужных мне высоких кондиций – средних лет, не совсем калеку, непременно мужчину, к тому же «пятьдесят восьмую»… А когда я уверовал, что чаяния не оправдываются, нарядчик явился с новым предложением:
– Насчет «пятьдесят восьмой» отпадает, все разобраны по специальностям. Зато остальные – первого сорта! Тридцать лет, здоровяк, трудяга, каких не бывало… Как раз для тебя.
– Статья? – напрямик спросил я.
Он не сразу решился выложить все начистоту.
– Что до статьи, то, конечно… Но парень честный, где живет, там не гадит. Понимает – где можно, а где нельзя.
– Статья? – повторил я непреклонно.
– Пятьдесят девятая, – признался он. – Попал по зверской запарке. Ведет себя теперь порчаком, с чесноками завязал, к сукам не притырился. Висит как это самое в проруби. Когда-то, на пересылке, были с ним корешами, надо человеку подсобить, слово дал, и тебе голову на отруб – не подведет!
Я задумался. В уголовном кодексе РСФСР были две особенные статьи с многочисленными пунктами: пятьдесят восьмая, политическая, трактовавшая преступления против государства, начиная от измены родине, шпионажа, диверсий, вредительства, террора до рискованных острот и анекдотиков в узком кругу; и пятьдесят девятая, куда собрали бандитизм, грабежи, убийства, разбои и прочее того же рода. Почти все настоящие уголовники, особенно те, что числили себя в «законе», хоть сами всемерно уклонялись
Поэтому я уточнил:
– Срок?
Ответ нарядчика был малоутешителен:
– Двадцать лет. И начался в прошлом году – сидеть и сидеть ему… Вообще-то срок второй, по первому ему светила всего десятка. Но сдурел, попал в непонятное – навалили по новой вдвое.
– За что получил второй срок?
– Дурость, говорю тебе, ничего больше. Ушел в побег с двумя из шайки-лейки Икрама. У того все отпетые, сам знаешь. Перед уходом немного пошуровали в зоне, взломали замок в каптерке, набрали запасы на дорогу. Больше месяца канали по тундре. Те двое так и ушли, а он повернул обратно. Встретил вольняшек и сам сдался.
– И такого отъявленного бандита ты мне суешь в лабораторию? – спросил я с негодованием. – Разбой в зоне, групповой побег! Хороша зверская запарка! Ты лучше скажи – как он от вышака отделался?
Нарядчик опустил голову. Он и сам не очень надеялся, что я соглашусь на его упрашивания. И понимал, что насильно послать бандита в лабораторию никакие лагерные придурки и кореша не смогут – заключенных по пятьдесят девятой даже в цеховые рабочие не брали. Но, помолчав, он продолжал уговор. Они, видимо, были связаны очень уж крепкими дружескими узами – он и его кореш.
– Все верно – статья, разбой, побег тоже… Человек хороший, вот основа. Два месяца провел с ним на пересылке и этапе, так сошлись! Не пощастило ему в жизни, всю дорогу волочит по кочкам. Он ведь какой – рубаху с себя не пожалеет. И доверчивый, уши распахивает на каждое слово. Ты любишь расспрашивать, как кто живет, вот у меня выведывал, почему еще пацаном в воры пошел. А ты у него поинтересуйся, такая была житуха, что ужас один. Он ведь неграмотный, знаешь?
– Иди ты! У нас давно нет неграмотных.
– Даже не расписывается. Ни одной буквы не осилил.
– Так занят был, что не захотел школу посещать. Нарядчик сказал очень серьезно:
– Точно, не было времени. Всю жизнь тратил на одно – выжить. На что другое ни единой минутки не стало за все его тридцать лет. Потолкуй с ним. Такое узнаешь, что и поверить нельзя. – И заметив, что я вдруг заколебался, нарядчик поспешно добавил: – Возьми на испытание. На месяц, на две недели…
Я вслух размышлял:
– В лаборатории вольнонаемные девчата, у меня казенное имущество… Статья бандитская все же… Вдруг кинется насильничать, взломает шкаф с дорогими приборами…