Язык североазербайджанских татов
Шрифт:
Сидор Дубасов охрип, вызывая командира, но телефон молчал. Пушкарь ругал связистов и готов был разорвать их на части. Как же без связи? Обалдели?!
Он не знал, что в эту самую минуту черноглазый парень с мужественным смуглым лицом и маленькими черными усиками щупал в пшенице, искал второй конец провода, припадал к земле, которая содрогалась от взрывов, снова полз, и вот он заметил перебитый осколком провод, зажал оба конца в руке, обрадовался, что вот-вот восстановит связь. Но он не успел связать проволоку, как рядом взорвался
Давид чувствовал, что проваливается в какую-то пропасть, и он сильнее зажал в руках оба провода. Второй снаряд разорвался рядом, и парень ощутил сильный удар в грудь. Фонтаном хлынула кровь. И в одно мгновенье погас свет в глазах. И еще через мгновенье жизнь Давида Багридзе оборвалась.
Иван Борисюк вдруг услышал знакомый шум в трубке. Глаза его просияли. Во весь голос он крикнул:
— Товарищ комбат, связь восстановлена! Вот молодчина наш Давид Багридзе! Исправил под таким страшным огнем порыв провода! — И, обращаясь к своим пушкарям, закричал еще громче:
— Дубасов, слышишь меня, Сидор?! Выкатывайте пушки на прямую наводку! Ударьте по гусеницам!.. «Тигр», «тигр» идет на нас! Вот он рядом!
И через минуту все пушки уже били по гусеницам «тигра». Вокруг стального чудовища поднимались фонтаны земли, а машина уже замедлила ход, спускалась с холмика…
— «Тигр» горит! Хлопнули гада! Горит, ребята! — раздались вдруг возгласы. — Гусеница сбита! Горит, нечистая сила!
Со всех сторон сквозь грохот боя неслись восторженные возгласы.
Ребята ждали, думали, что танкисты выскочат из машины. Но прошли секунды, и из люка вырывались лишь густые клубы черного дыма и языки пламени.
Комбат приподнялся на локтях и крикнул бойцам, которые выползли из укрытий:
— Куда! В щели! Сейчас «тигр» взорвется!..
Он только успел вскочить в свою щель, как раздался сильный взрыв и танк взорвался, башня отскочила в сторону…
Люди облегченно вздохнули.
Впервые за этот тяжкий день у всех появилась вера, что вражеская лавина может быть остановлена. «Тигры» горят ничуть не хуже других немецких танков. Надо только научиться их бить. В самом деле, не так страшен черт, как его малюют!..
Вася Рогов выбрался из щели и ожил, когда увидел горящий «тигр». С поля боя несли раненых. Среди санитаров он увидел Шифру. Она вытаскивала на плащ-палатке раненого бойца. Напрягая все силы, она ползла с ним в укрытие, где уже лежало несколько ранее вынесенных ею раненых. Вася Рогов что-то кричал ей вслед, но она ничего не слыхала. Сидор Дубасов и его товарищи приводили в порядок свои изрешеченные осколками пушки. В эту минуту он увидел рыжеволосую Марусю, которая вместе с Зинкой, хрупкой девчонкой, тащила на носилках огромного пожилого лейтенанта.
Бойцы с восхищением смотрели на бесстрашных санитарок, спасавших раненых на поле боя, и, должно быть, в эти минуты многие из них мысленно укоряли себя, что подчас были слишком строги к девчатам, злословили по их адресу. Этим девчатам было, кажется, тяжелей, чем всем. У них нет и никогда, кажется, не будет передышки…
Шмая-разбойник помогал ребятам чистить орудия, вытаскивал из запасных укрытий снаряды, складывал их поближе. Поравнявшись с Никитой Осиповым, парторгом, попросил прикурить и взволнованно заговорил:
— Ну, брат, здорово потрудились! Я думал, что ствол твоей пушки совсем расплавится… Верно, там у тебя на шахте, в забое, легче было простоять три смены, чем здесь у пушки час…
Осипов устало улыбнулся, отер рукавом гимнастерки вспотевшее и почерневшее от пыли лицо, махнул рукой:
— Ничего… Только бы выстоять… А там легче будет… Здорово им всыпали… Видал, сколько металлолома валяется на поле?
Он опустился на ящик из-под патронов и достал из кармана кисет с махоркой.
— Посиди малость, батя, покури, — сказал он, — скоро, видать, гады начнут новый кордебалет…
Он не успел докурить цигарку, как его вызвали на наблюдательный пункт.
Никита Осипов схватил свой карабин и по ходу сообщения, а там, где он был перепахан гусеницами, по полю побежал. Осипов прижимался к земле, глядя в ту сторону, где чернел дубовый лес и откуда каждую минуту могла появиться новая вражеская лавина. Отбежав метров двести, он остолбенел, увидав среди колосьев Давида Багридзе, который лежал, как живой, и в мертвых руках зажал два конца проволоки… Дрожь прошла по телу: «Через мертвое тело бойца шла связь!» Никита снял каску и склонил голову над мертвым телом парня из далекой Грузии.
«Так вот каков ты, Давид Багридзе… — подумал про себя Осипов. — А мы тебя недавно на партийном собрании ругали за мелкие шалости… Надо будет привести сюда молодых бойцов, пусть видят, как умирают гвардейцы… — И еще подумал Никита Осипов: — Лишь недавно Давид приглашал меня и всю батарею к нему в Грузию, когда кончится эта проклятая война. Ему там будут справлять такую свадьбу, что вся Кахетия будет неделю гулять и танцевать лезгинку… Дед Ираклий недавно писал, что он уже приготовил на свадьбу Давида двадцать бочонков вина, двадцать баранов… Невеста Сулико ждет его с нетерпением…»
Никита опустился на колени, поцеловал лоб Давида и заплакал.
«Удастся ли похоронить его со всеми почестями, которых он заслужил? Видно, нет. Столько людей сегодня сложили свои головы на этом поле среди подбитых вражеских танков!»
Он поднялся, смахнул слезы с широкого, заросшего рыжеватой щетиной лица и помчался к наблюдательному пункту. Иван Борисюк был тяжело ранен. Надо было его сменить. Контужены и ранены были комбат Спивак и Вася Рогов, но никто из них не покидал поле боя. Санитары наскоро перевязали им раны, и они остались на своих местах.