Йемен. Земля ушедших в легенды именитых царств и народов Древнего мира

Сенченко Игорь

Интересные страницы в заметках Луи дю Куре о Йемене посвящены Хадрамауту. Финикийцы, переселившиеся с Бахрейна в земли современного Ливана и избравшие Хадрамаут своим форпостом в Южной Аравии, называли земли этого края Зеленым побережьем, а древнегреческий историк и географ Флавий Арриан – «пристанищем торговцев». Хадрамаутцы, которых сами арабы Южной Аравии до сих пор величают хадрами, – это потомки древних йеменцев, кахтанитов, «арабов чистых» или «арабов вторичных», о которых мы обстоятельно расскажем в следующей части этой книги. Родоначальником их был Хадрама (библейский Дарама), один из 13 сыновей Кахтана (Иоктана), внука Сама (Сима), сына Ноя.

Если

у других коренных жителей Аравии, скажем, Хиджаза или Неджда, отмечал Луи дю Куре, глаза в основном темные, то у хадраматитов (хадрамаутцев) – они голубые. Если у первых шеи длинные, то у последних – короткие. Хадраматиты, по его словам, отличались «примерным трудолюбием и исключительной честностью», славились своими ремесленниками. Деньги расходовали разумно. Подзаработав, приобретали сначала оружие и верблюда. Затем обзаводились домом. И только потом женились. Обязательно прикупали участок земли у дома, и разбивали сад.

Как любой аравиец, хадрамаутец питал пристрастие к оружию, сообщает Луи дю Куре. Согласно обычаям предков, «украшая себя оружием», клялся, что выучится искусно владеть им. И постоянно, в течение всей жизни, оттачивал «мастерство обращения с мечом и кинжалом».

Будучи воинственным и хорошо обученным рукопашному бою, хадрамаутец обнажал свой меч только в том случае, если подвергался нападению, либо когда в земли его вторгался враг. В обожаемых арабами Аравии набегах (газу) на недружественные племена и торговые караваны участвовал неохотно. Если же вступал в схватку, то дрался отчаянно. Отступить, «показать спину» противнику считалось у мужчин Хадрамаута потерей чести и достоинства. Поступить так, говорили они, – значит покрыть себя позором, а «позор – длиннее жизни», так гласит поговорка-завет предков. Правители княжеств Южной Аравии и шейхи племен Хиджаза и Неджда охотно принимали их на службу.

Жены хадрамаутцев, вспоминал Луи дю Куре, в соответствии с традицией, уходящей корнями в глубину веков, сопровождали мужей своих в военных походах. Во время сражений не только всячески подбадривали их, будь то выкриками, песнями или стихами, но и часто, с оружием в руках, мужественно сражались бок о бок с ними. Над теми, кто, случалось, перед противником пасовал, вел себя «не как мужчина», – насмехались, едко и громко. Более того, на шерстяные плащ-накидки таких «не мужчин», как они их называли, женщины наносили хной «знаки женского презрения». Убрать «постыдную метку» с плаща могла только поставившая ее женщина. Поэтому мужчины, «испачкавшие свою честь», дабы поскорей освободиться от «женского клейма позора», одежду с которым они обязаны были надевать, входя из дома, буквально рвались в бой.

Хадрамаутца, по наблюдениям Луи дю Куре, отличали среди других «южан Аравии» благородство и честность, скромность и простота в общении, а также искреннее и душевное гостеприимство, как бы богат или беден он ни был. Предсказателям судеб и гадалкам он верил мало. Уповал больше не на амулеты-обереги, а на собственные силы, знания и опыт. Вместе с тем испытывал страх перед джиннами. Отправляясь с торговым караваном в «темноту неизвестности», то есть в «чужие земли», непременно взывал к джиннам с просьбой «не чинить ему в дороге препятствий». Передвигаясь по ночам, избегал тех мест, где, как он знал, была «пролита кровь». Ибо, согласно чтимому им поверью предков, полагал, что именно там по ночам «пируют джинны, ратники Иблиса» (шайтана).

Бедуины Аравии, рассказывает Луи дю Куре, обрушивались на становище соперника или противника неожиданно. Как правило, – на рассвете. И уходили, прихватив с собой домашний скот и верховых животных подвергнувшегося нападению племени, до того, как мужчины этого племени успевали выбраться из заваленных на них шатров и взяться за оружие. Хадрамаутцы

же, если вступали в схватку с бросавшим им вызов противником, дрались до тех пор, пока не уничтожали его полностью. Руководствовались в бою правилом предков, гласившим, что «дерущийся должен победить или умереть». Поверженных в бою воинов в плен не брали. Тут же, на месте, обезглавливали, дабы имя воина, сражавшегося, но побежденного, осталось в памяти его потомков «не испачканным позором поражения» (44).

Еще одной характерной чертой хадрамаутцев было отсутствие у них такого понятия, как пожизненное, «с рождения до смерти», привилегированное место человека в племени. Обычай сохранения такого положения за человеком лишь в силу его принадлежности к тому или иному знатному семейно-родовому клану, стоявшему у основания племени и из которого издревле избирали шейха, у них не действовал. Знатность у хадрамаутцев, как и у других арабов-йеменцев, наследовалась, переходила от отца к сыну. Но вот сохранялась за ними, в отличие от других племен, только до тех пор, пока «сын следовал примеру отца». Иными словами, походил на ушедшего из жизни предка, то есть проявлял себя воином доблестным и отважным, и человеком отзывчивым, честным.

Соплеменник, оказывавшийся в беде, забвению у хадрамаутцев не предавался. Один на один с невзгодами, наваливавшимися на него, не оставался, и забытый всеми не умирал. Если кто-либо из хадрамаутцев попадал в нужду, то его более удачливые соседи помогали ему, чем могли, – одеждой и продуктами. Огороды и сады хадрамаутцев для человека, среди них бедствовавшего, были открыты для него, как они выражались, днем и ночью. Он мог свободно посещать их и есть там все, и сколько захочет. Но вот брать что-либо с собой, на вынос, строжайше запрещалось. Бытовало еще одно интересное правило: косточки съеденных фиников надлежало оставлять под деревом, «накормившим человека».

В трудные, неурожайные годы хлеб и финики для неимущих людей хадрамаутцы выставляли у порогов своих жилищ, а вот приготовленную на огне пищу приносили в специально отведенные для этого места при мечетях. Существовал обычай, по которому такие люди во время войн обязаны были с оружием в руках защищать дома тех, «кто спасал их от голода и нужды», «проявлял человечность», кормил и одевал в мирное время (45).

Бедность хадрамаутцы воспринимали как «временную невзгоду», которая могла подстеречь всякого из них. Принимали ее как «печальную данность судьбы». Отзывчивость по отношению к бедным и обездоленным, не на словах, а на деле, считалась у жителей Хадрамаута проявлением одного из высших достоинств человека, делом богоугодным.

Обыденные нарушения установленных норм и правил жизни, драки на рынках, к примеру, наказывались у хадрамаутцев наложением штрафа. Лиц же, замешанных в грабежах и убийствах соплеменников, что случалось крайне редко, предавали смерти – прилюдно обезглавливали или четвертовали. Мелких воришек, пойманных на кражах продуктов на рынках, сначала штрафовали (на десять монет), а затем выставляли на пару дней в «местах позора». Располагались они на центральных площадях. И всякий горожанин, проходивший мимо, имел право оплевать вора. Грабителя, залезавшего в дом, штрафовали и нещадно пороли, прилюдно и на протяжении нескольких дней. Порке подвергали не только в целях наказания, но и для того, чтобы «изгнать» из тела провинившегося человека шайтана, проникшего, дескать, в него и побуждавшего на дела недостойные и поступки грязные. Мужчину, переспавшего с чужой женой, и женщину, уличенную в адюльтере, от племени отлучали. Дом такого мужчины сравнивали с землей. Имущество изымали и передавали на нужды уммы (общины). Затем, провезя «с позором» по улицам города, то есть со связанными руками, лицом к хвосту ослика, выставляли за стены города, навечно.