Йемен. Земля ушедших в легенды именитых царств и народов Древнего мира
Шрифт:
Почти все ремесла в Таизе, по свидетельству С. Цвемера, «находились в руках евреев». В «иудейском квартале», на окраине города, где в 1891–1893 гг. их, по его подсчетам, проживало не менее 7 тыс. чел., действовала синагога (52). В ней имелись древние подсвечники и тексты Священного Писания, попавшие в Йемен вместе с первыми евреями-переселенцами. Помимо Сана’а’ и Таиза, Шибама и Тарима, еврейские общины существовали также в Иббе (крупный торговый пункт на караванном пути из Адена в Сана’а’) и Дамаре.
Рассказывая о Забиде, еще одном древнем и знатном городе Йемена, С. Цвемер, говорит, что славился он своей исламской академией, где обучались многие именитые муфтии (высшие духовные лица) и кадии (судьи) Йемена. Михлаф (провинция)
Моха, откуда во все концы света уходили прежде корабли с грузами кофе (отсюда – и широко известное в мире название сорта кофе «мокка»), являлась в период своего расцвета ведущим торговым портом Красного моря и его главной судоверфью. Все дома в этом городе, по воспоминаниям путешественников», обращены были фасадами к морю.
В начале XX столетия, когда часть Йемена все еще находилась под властью турок, впервые появившихся там и захвативших Таиз в 1516 г., в Мохе располагался небольшой турецкий гарнизон, «численностью в 200 человек, с 80 лошадьми и двумя орудиями». Небезынтересным представляется тот факт, что оружие себе солдаты-турки приобретали сами, на собственные деньги. Оклад рядового, как следует из записок С. Цвемера, составлял 2,6 талера в месяц.
О Мохе, к слову, в Европе заговорили, когда в Красном море появились португальцы. В 1506 г. португальская флотилия во главе с Тристаном да Кунья и герцогом Афонсу д’Альбукерки захватила Сокотру. Во время второй морской экспедиции к берегам Южной Аравии (1513) великий «конкистадор Востока», легендарный д’Альбукерки, в борьбе с «непокорными маврами Мохи и Адена», пытался привлечь на свою сторону Абиссинию, когда-то «пленившую земли Йемена». Надо сказать, что след, оставленный в Йемене абиссинцами в VI веке, просматривался и в XIX столетии. Должности чиновников в некоторых южных провинциях занимали, по воспоминаниям путешественников, потомки тех абиссинцев, кто во главе с Абрахой ходил из Йемена со слонами на Мекку, а также отпущенные на свободу рабы-абиссинцы. В 1823 г., к примеру, наместником владыки Йемена в Мохе служил абиссинец, бывший раб-слуга имама. Добившись благосклонности своего господина, он получил свободу и «жалован был высоким местом». Вместе с тем, деятельность таких, «выбивавшихся в люди», абиссинцев находилась под пристальным надзором. Так, секретарем-писцом (катибом) у наместника-абиссинца в Мохе состоял приставленный к нему доверенный человек имама, его «глаза и уши» в провинции. Судебные разбирательства среди местных жителей вел назначаемый имамом кади. Трое этих людей и составляли диван Мохи, то есть администрацию провинции.
В самом городе, что тоже небезынтересно, жительствовали (речь идет о начале XIX столетия) только коренные йеменцы. Иноземцы, к какой бы национальности они не принадлежали, селились, «согласно их ремеслу», в одном из трех кварталов в пригороде Мохи. В первом из них проживали простые рабочие; во втором – торговцы и моряки. Среди последних насчитывалось немало абиссинцев и сомалийцев. И тех, и других йеменцы называли сомалисами. Третий квартал населяли евреи, приторговывавшие, со слов путешественников, алкоголем, скрытно, из-под полы. Даже в 70-е годы XX столетия, и автор этой книги тому свидетель, алкоголь в Йемен, в страну со строгими мусульманскими порядками и правилами жизни, все также нелегально ввозили через прибрежные села у Мохи, морем. Доставляли его туда потомственные контрабандисты Красного моря, деревни которых с незапамятных времен располагались на побережье Сомали и Эфиопии.
В турецких владениях в Йемене, стране, известной своей древней культурой, школами, библиотеками и одной из древнейших на земле письменностью, свидетельствует С. Цвемер, существовал при турках дикий для йеменцев закон, запрещавший ввозить книги. Столкнувшись с трудностями, связанными с этим законом, С. Цвемер в целях их урегулирования обращался за помощью к самому губернатору Таиза. И даже тогда, когда разрешение на ввоз книг получил, мытарства его на этом не закончились. Дело в том, что таможенники не знали, какую пошлину им надлежит взимать. Ведь никаких разъяснений и предписаний на этот счет не последовало. После долгих раздумий выход все же нашли. В квитанции об уплате таможенной пошлины, выданной на руки С. Цвемеру, значилось, что оплата пошлины, в размере обязательных 7 % на все ввозимые в страну товары (на самом деле она составляла только 3 %), произведена из расчета суммарного веса имевшегося при миссионере груза книг. «За 200 килограммов еврейских книг (так таможенники-йеменцы черным по белому вывели в квитанции категорию груза) на общую сумму в 400 пиастров, при ставке 20 пиастров за килограмм, взыскана пошлина в размере 288 пиастров». Таможенники, как видим, во избежание каких-либо недоразумений с фискальными органами, не только более чем в два раза завысили размер пошлины, но и еще слега при этом «ошиблись», в свою, конечно же, пользу. Владелец груза, Сэмюэл Цвемер, назван в квитанции «евреем Исм’аилом». Позже выяснилось, что такие умозаключения йеменцев основывались на том, что на ящике с книгами значилось, что доставили его миссионеру из Хеврона; имя же Сэмюэл у арабов – это Исмаил.
Владения свои в Йемене, замечает С. Цвемер, турки-османы держали под неусыпным надзором. Свободно перемешаться по стране иностранцам не дозволяли. В города, расположенные внутри страны, пускали крайне неохотно. В Ибб, к примеру, ему пройти вообще не разрешили. Остановили прямо на въезде, у городских ворот, – дабы «не узрел чужестранец», как заявили С. Цвемеру стражники, оборонительных сооружений. Слугу его и вовсе арестовали, обвинив в том, что он, дескать, не только показал чужеземцу дорогу в Ибб, но и назвал населенные пункты, через которые они проезжали (53).
«Маленький йеменский городок Моку [Моху]», известный торговлей кофе, а также рынок пряностей и благовоний в Адене кратко, но ярко описал в своих «Письмах об Индии», посещавший эти края (в 1841 г, по пути в Индию) князь Алексей Дмитриевич Салтыков (106-1859), по прозвищу Индиец. Человеком он был обеспеченным (имел 3500 крестьян во Владимирской губернии) и широко образованным. Служил в Коллегии иностранных дел. Увлекался Востоком. Дружил с поэтом П. А. Вяземским и композитором М. М. Глинкой. В возрасте 34 лет, в чине надворного советника, вышел в отставку, поселился в Париже, и стал путешествовать по миру.
В 1883 г. в йеменских портовых городах Аден и Ходейда высаживался известный русский врач-путешественник Александр Васильевич Елисеев (1858–1895). Рассказывая в своих путевых заметках о рынке в Адене, упомянул о поразившей его, судя по всему, «торговле невольницами». Занимались этим, пишет он, «арабы Красного моря». Одну из хорошеньких рабынь, которую ему предлагали купить арабы, звали Розой пустыни. Была она женщиной невероятно красивой. Мечтала избавиться от рабства и поскорее позабыть о работорговцах из «арабов моря». Умоляла А. Елисеева «выкупить ее для своего гарема» (54).
Поделился воспоминаниями об Адене и русский инженер, директор Горного департамента Российской империи Константин Аполлонович Скальковский (1843–1906). Поведал, в частности, о посещении им «расчищенных англичанами древних каменных водосборников», а также широко известной среди мореходов портовой кофейни и, конечно же, о знаменитом городском рынке. При входе на этот рынок, отмечает К. Скальковский, оружие у бедуинов, прибывавших туда для торговли скотом, «изымали и складывали у ворот».
Обратил внимание К. Скальковский и на наличие в Адене крупной еврейской колонии, членов которой, «по костюму похожих на арабов», отличали от них «пейсы и свойственная евреям живость в разговорах». Познакомившись с торговлей города, К. Скальковский пришел к мнению, что в руках аденских евреев находилась тогда «значительная часть мелочной торговли». На рынке и на прилегавших к нему узких улочках, тянувшихся к порту, евреи-лоточники, с его слов, «буквально атаковали» попадавшихся им на пути европейцев «с предложением купить в качестве сувениров перья страусов и марабу». Дело в том, что и страус, и марабу (птица из семейства страусовых), считались в племенах Южной Аравии предвестниками добрых вестей и грядущих хороших изменений в жизни человека.