Шрифт:
СОДЕРЖАНИЕ
ПРЕДИСЛОВИЕ
I. УЧЕНИЯ ЙОГИ
Исходный пункт – Равносильность страдания и существования – "Я" – Субстанция – Отношения между Духом и первоматерией – Как возможно освобождение? – Структура психического опыта – Бессознательное
II. ТЕХНИКИ САМООВЛАДЕНИЯ
Концентрация на "одной точке" – Йогические позы (асаны) и дыхательные упражнения (пранаяма) – Экскурс: пранаяма в неиндийском аскетизме – Йогическая концентрация и медитация – Значение Ишвары – Сосредоточение и гипноз – Самадхи "с опорой" – Сиддхи, или "сверхобычные способности" – Самадхи "без опоры" и окончательное освобождение – Реинтеграция и свобода
III. ЙОГА И БРАХМАНИЗМ
Аскеты и
IV. ТРИУМФ ЙОГИ
Йога и индуизм – Йога в "Махабхарате" – Йога и санкхья в "Махабхарате" – Йогические техники в "Махабхарате" – Йогический фольклор в "Махабхарате" – Учение "Бхагавадгиты" – Пример Кришны – "Действия" и "жертвоприношения" – Йогическая практика в "Бхагавадгите"
V. ЙОГИЧЕСКИЕ ПРИЕМЫ В БУДДИЗМЕ
Путь к нирване и символизм инициации – Джханы и самапатти – Йогины и метафизики – "Чудесные способности" – Знание прошлых жизней – Париббаджаки – Маккхали Госала и адживика – Метафизическое знание и мистический опыт
VI. ЙОГА И ТАНТРИЗМ
Приблизительные очертания – Иконография, визуализация, ньяса, мудры – Мантры, дхарани – Экскурс: зикр – Мандала – Похвала телу: хатха-йога – Нади: ида, пингала, сушумна – Чакры – Кундалини – "Интенциональный язык" – Мистическая эротика – Майтхуна – "Совпадение противоположностей"
VII. ЙОГА И АЛХИМИЯ
Легенды о йогинах-алхимиках – Тантризм, хатха-йога и алхимия – Китайская алхимия – Алхимия как духовная дисциплина
VIII. ЙОГА И АБОРИГЕННАЯ ИНДИЯ
Дороги к свободе – Агхоры, капалики – Горакхнатх и 84 сиддха – Матсьендранатх и миф о "передаче учения" – Шаманистская магия и поиски бессмертия – Йога и шаманизм – Восхождение на небеса – Мистический полет – "Магический жар" – "Внутренний свет" – Сходства и различия – Сращивание и упадок: йога и популярные религии – Дравидское наследие, мунда, протомунда – Хараппа, Мохенджо-Даро
IX. ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ПРИЛОЖЕНИЯ
I, 1: Тексты санкхьи – I, 2: Патанджали и тексты классической йоги – I, 3: "Я" и психоментальный мир – I, 4: Три гуны – I, 5: Логика и теория познания в санкхья-йоге – I, 6: Санкхья и критика существования бога – I, 7: Санкхья и буддизм – I, 8: Критика буддизма санкхьей – II, 1: Препятствия в концентрации – II, 2: Об асанах – III, 1: Пять дыханий – III, 2: Тапас и дикша – III, 3: Индуизация автохтонной религии – III, 4: "Мистические звуки" – III, 5: Перечни аскетов – IV, 1: Санкхья в "Мокшадхарме" – IV, 2: Панчаратрины – V, 1: Буддийское самадхи и джханы – V, 2: Небуддийская дхьяна и буддийская псевдодхьяна – V, 3: Этапы медитации – VI, 1: О литературе тантризма – VI, 2: О тантризме и иконографии – VI, 3: О мудрах – VI, 4: Зикр – VI, 5: Чакры – VI, 6: Об интенциональном языке – VI, 7: "С помощью этих же действий..." – VI, 8: Задержка дыхания и остановка семяизвержения в китайских практиках – VI, 9: Сахаджия и вишнуизм – VII, 1: Нагарджуна как алхимик – VII, 2: Китайская алхимия – VII, 3: Металлургия и алхимия – VIII, 1: Об "оргиях" валлабхачаринов – VIII, 2: Погребение аскетов – VIII, 3: Йогины и факиры – VIII, 4: Дравидское наследие – VIII, 5: Змеи, драконы, наги – VIII, 6: Мунда, протомунда – IX, 1: Культурные контакты между индией и остальным миром
ЭЛИАДЕ И ЙОГА (С.В.Пахомов)
ПРЕДИСЛОВИЕ
Наверное, нет более увлекательного рассказа, чем история открытия и истолкования Индии западным сознанием. Я имею в виду не только географические, лингвистические и литературные открытия, экспедиции и раскопки – короче говоря, все то, что составляет фундамент европейской индологии, – но и разнообразные события в современной индийской культуре, на которые влияет растущее знакомство с индийскими языками, мифами и философией. Некоторые из этих событий были описаны Раймондом Швабом в его прекрасной книге "Восточный Ренессанс".
Как бы то ни было, открытие Индии продолжается по сей день, и ничто не обязывает нас предполагать, будто конец его близок. Ибо анализ
Когда неясны духовные ценности, вклад филологии, как бы ни был он значителен, не в состоянии исчерпать все богатство предмета. Конечно, попытки понять буддизм, до тех пор пока его произведения издавались небрежно и еще не окрепли различные филологические школы, были малоуспешными. Представление об этом глубоком, сложном духовном феномене не подкреплялось обладанием такого надежного подспорья, как критические издания источников, терминологические словари, исторические монографии и т.п. Когда исследователь приступает к изучению экзотического сознания, он прежде всего сталкивается с тем фактом, что на понимание им этого феномена влияет специфика его профессии, культурной ориентации, исторической эпохи, к которой он принадлежит. Этот трюизм имеет повсеместное распространение. Тот образ, который девятнадцатое столетие придумало для "низших обществ", в основном проистекает из позитивистских – т.е. из антирелигиозных, антиметафизических представлений, разделяемых рядом выдающихся исследователей и этнологов, подходивших к "дикарям" с идеологией современников Канта, Дарвина или Спенсера. У "примитивных" народов они постоянно находили "фетишизм" и "религиозный инфантилизм" – просто потому, что не могли увидеть нечто иное. Только возрождение европейской метафизической мысли в начале нынешнего века, религиозный ренессанс, многочисленные новации в глубинной психологии, поэзии, микрофизике сделали возможным подлинное понимание духовного горизонта "дикарей", структуры их символов, значения мифов, зрелость мистицизма.
В случае Индии трудностей оказалось даже больше. С одной стороны, необходимо было отточить филологические инструменты; с другой, в общем массиве индийской духовности приходилось отбирать такие ее аспекты, которые считались наиболее прозрачными для западного сознания. Впрочем, как и следовало ожидать, казавшееся самым понятным в действительности выражало заветные желания самой европейской культуры. Преимущественный интерес к компаративной индоарийской филологии вывел в середине девятнадцатого века вперед санскрит как предмет изучения – подобно тому как еще одно-два поколения назад философия идеализма да очарование древних сказаний, переоткрытых немецким романтизмом, подталкивали умы обращаться в сторону Индии. В течение второй половины столетия Индию – и в Европе, и в Америке интерпретировали главным образом в терминах натуральной мифологии или культурного стиля. Наконец развитие социологии и культурной антропологии в первой четверти нашего века приоткрыло дальнейшие перспективы.
Все эти эксперименты имели известную ценность, поскольку они пытались решить исконные проблемы европейской культуры. Различные способы подхода к предмету, использовавшиеся западными учеными при раскрытии подлинного значения индийского духа, пусть и не всегда достаточно успешные, все же сослужили свою службу. Мало-помалу Индия начала утверждаться в сознании Запада. В течение весьма долгого времени это утверждение превосходно отражала сравнительная грамматика. Кроме того, пусть робко и неуверенно, но Индия появлялась и в книгах по истории философии, в которых, согласно господствовавшей на данный момент моде, ее интерпретировали то как разновидность немецкого идеализма, то как "дологическое мышление". А когда возрос интерес к социологии, стали часто, в резких тонах, критиковать кастовую систему. Все подобные оценки находят свое объяснение в рамках современной западной культуры.
Когда же в стремлении решить спорные вопросы культуры начали все чаще опираться на лингвистический или социально-структурный анализ, Индию снова не обошли вниманием – ее привлекали и для уточнения той или иной этимологии, и для иллюстрации какой-нибудь ступени социальной эволюции – хотя по большому счету это было только знаком уважения. В принципе способы подхода к Индии не были плохи сами по себе; просто они являлись слишком специализированными, а значит, их возможности в раскрытии разнообразных содержаний сложнейшего духовного феномена оказывались очень ограниченными. К счастью, любой метод с течением времени устаревает; так, осознав ошибки и заблуждения своих предшественников, последующие поколения быстро научились не повторять их. Полезно осмыслить прогресс в изучении индоевропейской мифологии со времен Макса Мюллера, чтобы понять то преимущество, которого смог добиться Жорж Дюмезиль, причем не только в компаративной филологии, но и в социологии, истории религий и этнологии, преимущество, выразившееся в умении представить намного более точное и богатое отражение великих образцов индоевропейской мифологической мысли.