Йога: бессмертие и свобода
Шрифт:
Несистематический характер этих двух путей, ведущих к спасению, очевиден. Хотя мы и обнаруживаем – особенно в "Гите" и "Мокшадхарме" – такие специальные термины, как пракрити, таттва, махат и т.д., санкхья нигде не представлена как метод различения духа и психоментального опыта – метод, который является основополагающим моментом системы Ишваракришны. В этих текстах "санкхья" означает просто "истинное знание" (таттва джняна) либо "знание души" (атмабхода); в последнем случае она сближается с настроениями упанишад. Не то чтобы идеи санкхьи смешиваются здесь с ведантой, как полагает Хопкинс; это лишь уровень представлений, более древних, чем системы санкхьи и веданты. Поэтому и отпадает необходимость искать в некоторых разделах "Махабхараты" точные аллюзии на теистическую школу санкхьи, аналогичную атеистической доктрине Ишваракришны.
"Мокшадхарма" (11,463) заявляет,
Подобная установка находится в совершенном согласии с общим духом "Бхагавадгиты". Ибо, как мы вскоре убедимся, в этой жемчужине "Махабхараты" Кришна старается объединить все пути к спасению в едином духовном синтезе.
ЙОГИЧЕСКИЕ ТЕХНИКИ В "МАХАБХАРАТЕ"
В "Махабхарате" йога, в отличие от санкхьи, обозначает любую деятельность, которая одновременно и приводит душу к Брахману, и наделяет ее многочисленными сверхспособностями. В большинстве случаев эта деятельность тождественна сдерживанию чувств, аскетизму, различным видам самоограничений.
Временами йога принимает значение, которое дает ей "Бхагавадгита" устами Кришны, – "отречение от плодов своих действий". Текучесть, подвижность значений этого слова исчерпывающе прослежена Гопкинсом в его "Технике йоги в великом эпосе". Йога иногда означает "метод", иногда "деятельность", "силу", "медитацию", "отречение" (санньяса) и т.д. Разнообразие значений соответствует реальному морфологическому разнообразию. Если словом "йога" обозначаются разные вещи, то это потому, что эти разные вещи являются йогой. Ведь эпос есть своего рода место встречи бесчисленных аскетических и популярных традиций, и у каждой – своя собственная "йога", т.е. своя специальная мистическая психотехника. В течение многих столетий все новые и новые эпизоды – и, соответственно, новые формы "барочной" йоги – занимали свое место (и тем самым узаконивались) в поэме, вследствие чего она постепенно превратилась в энциклопедию.
В самых общих чертах можно выделить три класса данных, представляющих возможный интерес для нашего исследования: 1) эпизоды, описывающие аскетизм (тапас), а также практики и теории, тесно связанные с ведической аскезой, но без отсылок к собственно йоге; 2) эпизоды и рассуждения, в которых йога и тапас синонимичны друг другу и рассматриваются как магические психотехники; 3) дидактические рассуждения и эпизоды, где йога представлена со своей собственной философской терминологией. Сведения третьей категории, большинство из которых содержатся в "Мокшадхарме", особенно значимы для нас, поскольку они описывают некоторые формы йоги, в других местах засвидетельствованные неадекватно.
Например, можно встретить исключительно древние магические методы, которые практикует йогин с целью повлиять на богов и даже устрашить их. Феноменология этого магического аскетизма архаична: молчание (мауна), суровейшие истязания плоти (ативатапас), "иссушение тела" – все это средства, используемые не только йогинами, но и царями (Мхбх., I, 115, 24). Чтобы воздействовать на Индру, Панду стоит на одной ноге целый день и в итоге достигает самадхи (I, 123, 26). Однако подобный транс не имеет йогической подкладки, скорее это гипноз, вызванный физическими средствами; отношения между человеком и богом остаются на уровне магии.
В другом месте (XII, 153, 36) йога и чистый аскетизм вообще отождествляются. "Ятин" (аскет) и "йогин" становятся с течением времени эквивалентными терминами, обозначающими любое существо, "способное концентрировать свой ум" (ююкшат) и имеющее объектом своего изучения не писания (шастры), а мистический слог "ом". Не приходится сомневаться, что "изучение слога ом" означает практики, соотносящиеся с "мистическим слушанием", рецитацией, повторением и "поглощением" специальных магических формул (дхарани), с заклинаниями и т.д. Однако, какой бы метод ни избирался, он рано или поздно
В другом тексте (V, 52) подчеркивается сложность подобных практик и обращается внимание на те опасности, которые угрожают отступникам: "Труден великий путь, немногие могут пройти по нему до конца; но большим виновником (бахудоша) является тот, кто, вступив на путь йоги, останавливается, а потом поворачивает обратно". Эта хорошо известная опасность потенциально коренится во всех магических действиях, которые спускают с привязи силы, способные убить самого мага, если он не в состоянии подчинить их и направить в соответствии со своей волей. Аскетическая практика йогина высвобождает имперсональную и сакральную энергию, которая подобна энергиям, освобождающимся в любых других магических или религиозных свершениях. Магический характер йоги также выявляется и в других случаях. Наш текст, например, объясняет, что именно йогин, а не брахман, знает совершеннейшие телесные радости; уже на земле к нему льнут прекрасные женщины, привлеченные силой его аскезы; но на небесах все удовольствия, которые он отвергал в земном мире, возрастут десятикратно (Мхбх., XIII, 107).
ЙОГИЧЕСКИЙ ФОЛЬКЛОР В "МАХАБХАРАТЕ"
Гипноз был достаточно известен; мы уже упоминали случай с Випулой, который защитил жену своего наставника от чар Индры, загипнотизировав ее. Феномен гипноза с древнейших времен понимался как "вхождение в другое тело"; эта тема вдохновила на создание множества сказаний и легенд. Риши Ушанас, мастер йоги, проецирует себя в бога богатства Куберу, вследствие чего становится владельцем сокровищ всех богов (Мхбх., XII, 290,12). В другом эпизоде рассказывается, как аскет Видура, прислонившись в момент смерти к стволу дерева, покидает свое тело и входит в тело Юдхиштхиры, который тем самым приобретает все аскетические достоинства. Этот мотив принадлежит к магическому фольклору и особенно распространен в многочисленных историях, повествующих о "вхождении в труп". Не следует забывать о том, что среди "сверхспособностей", обретаемых йогинами, Патанджали упоминает и "переход из одного тела в другое" (ЙС, III, 38). В таких слабо структурированных текстах, как дополнительные разделы "Махабхараты", трудно отделить элементы магического фольклора от подлинных йогических техник. (В некоторых пассажах говорится о самадхи, но в нейогическом смысле "обустройства", "приведения в порядок", "средства для", апанитасья самадхим чинтая, т.е. "придумывание способа, удаляющего этот вред" (XIII, 96,12).) Хотя Патанджали и все представители классической йоги полагали, что сиддхи не имеют подлинной ценности, "магические силы", обретенные йогинами, всегда глубоко впечатляли индийскую публику. Тантризм не только не отвергает, но даже рассматривает их как прямое доказательство достижения человеком состояния божества. В "Бхагавадгите" же сиддхи не играют никакой роли.