Йоханнес Кабал, Некромант
Шрифт:
Кипы бланков. Горы бланков. В среднем, для входа в Ад нужно было заполнить девять тысяч
семьсот сорок семь разных форм. Самая большая из них содержала пятнадцать тысяч четыреста
девяносто семь вопросов. Самая короткая — всего пять, но так хитро сформулированных,
грамматически запутанных и преднамеренно двусмысленных, что выпусти такое в мир смертных, она
определённо создала бы основу новой религии или, по крайней мере, курса менеджмента.
Такова, стало быть, первая
Конечно, никто не обязан был заполнять эти бланки. Но, учитывая, что альтернативой была
вечность, проведённая голышом в бескрайней пустыне, которая никогда не знала ночи, большинство
людей рано или поздно оказывались в очереди к маленькой двери привратника, расположенной в
одной из створок Врат Ада. Там они получали бланк, озаглавленный «Преисподняя (Местное
отделение). Заявление о приёме в Царство Мёртвых – Предварительное (АААА/342)» и мягкий
карандаш.
От будки привратника тянулась длинная вереница полных надежд заявителей, словно линия,
проведённая, чтобы узнать, на сколько хватит коробки шариковых ручек. Некогда безмолвная
пустыня наполнилась монотонным гулом: проклятые бубнили себе под нос и шуршали страницами.
Новоприбывшие и старожилы терпеливо стояли в очереди к двери привратника, чтобы сдать и
получить бланки. Самый быстрый маршрут сквозь бумажную волокиту требовал заполнить две
тысячи семьсот восемьдесят пять форм, но никто ещё не выполнил всех чрезвычайно жёстких
требований, которые позволили бы столь скоростной проход. У подавляющего числа грешников
уходило в три или четыре раза больше бланков, не считая тех, что отклонили за ошибки; тщательно
подобранная команда административных бесов, которая проверяла, правильно ли заполнены
документы, не любила ошибок и ластиков не выдавала.
Переступая через заполнителей бланков и не останавливаясь, чтобы извиниться, сквозь толпы
бормочущих пробирался бледный человек. В Ад направлялся Йоханнес Кабал.
Светловолосый, худой, в возрасте около тридцати, но утратив весь присущий молодости пыл,
Кабал в целом ничем бы не выделялся, если бы не его решительный вид, уверенное продвижение к
будке и одежда.
— Смотри, куда прёшь! — рявкнул Аль Капоне, ломая голову над написанием слова
"венерический", когда Кабал перешагнул через него. — Почему бы тебе просто не... — протест замер
на его губах. — Эй... Эй! Этот парень не голый! У него есть одежда!
У этого парня действительно была одежда. Короткий чёрный сюртук, чёрная шляпа из мягкого
фетра с широкими опущенными
чёрный галстук. На нём были тёмно-синие тонированные очки с боковыми щитками, а в руках —
чёрный кожаный саквояж. Одежда не ахти какая, но всё-таки одежда.
Такое пустыня видела впервые. Проклятые расступались перед Кабалом, а он, казалось,
принимал это как должное. Некоторые с волнением перешёптывались, уж не посланник ли это с
Небес, и не настал ли уже конец света. Другие отмечали, что в Откровении нигде не упоминается
человек в чёрной шляпе и практичной обуви.
Кабал подошёл прямо к двери привратника и постучал в закрытое окошко. Ожидая, пока кто-
нибудь откроет, он глядел по сторонам, и проклятые ёжились под его бездушным и бесстрастным
взглядом.
Окошко распахнулось.
— Чего надо? — рявкнул с другой стороны скользкий тип в бухгалтерском козырьке, человек
по имени Артур Трабшоу.
Сартр сказал: "Ад — это другие". Судя по всему, Трабшоу – один из этих других. Работая
клерком в пыльном банке в пыльном городишке в пыли Старого Запада, он провёл всю свою по-
канцелярски точную и аккуратную жизнь. Он расставлял все точки над i и перечёркивал все t. Затем
он раскладывал свои дебеты и свои кредиты на дебеты и кредиты, отдельно выписывал
перечёркнутые t, записывал в форме таблицы i с точками напротив j с точками, перечёркивал все нули
во избежание неточностей и отмечал процентные соотношения на заведённой им круговой
диаграмме.
Жизни Артура Трабшоу, полной безнравственного процедурализма, внезапно пришёл конец,
когда его застрелили во время ограбления банка. Его смерть не была героической — если только вы
не считаете, что требовать у бандитов квитанцию в каком-то смысле достойно похвалы.
Даже в Аду он продолжал демонстрировать непоколебимую преданность всему
незначительному, мелочному, до ужаса пустяковому — всему тому, что в первую очередь отравило
ему душу и обрекло на муки. Учитывая такую страсть к порядку, Ад — прибежище хаоса — стал бы
идеальным наказанием. Трабшоу, однако, расценил это как вызов.
Сначала демоны, назначенные мучить его, дьявольски смеялись над его потугами и с
жадностью и нетерпением ожидали сладких соков, вытекающих из разбитых надежд. Потом они
обнаружили, что пока смеялись, Трабшоу рационализировал их расписание пыток для максимальной
пыточной эффективности, оптимизировал расписание для бесов и мимоходом навёл порядок в
ящиках с нижним бельём демонических принцев и принцесс. В частности, была унижена Лилит.