Йоханнес Кабал, Некромант
Шрифт:
чего, слегка удивив этим Барроу, проделал то же самое и с его чашкой. Ему, видимо, даже в голову не
пришло, что Барроу так чай не пьёт. Барроу счёл парадоксальным то, что Кабал был готов налить ему
чай, но не удосужился уточнить, с молоком тот любит или с лимоном. Раз уж это произошло, он
особо не возражал. Кабал сделал глоток.
— Как вам чай? — спросил Барроу.
— Очень вкусный, спасибо.
Кабал наблюдал, как несколько крошечных чаинок, проскочивших
дне чашки.
— В юности мне нравился Лапсан Соучун...
Он посмотрел Барроу прямо в глаза, и тот ожидал, что он добавит "теперь вы знаете мою тайну
и должны умереть". Вместо этого Кабал закончил так:
— ...не могу представить, почему. Сейчас я не выношу его запах.
Он поставил чашку и принялся густо намазывать булочку кремом.
Наблюдая за аккуратными, уверенными движениями рук Кабала, которые по-прежнему были в
чёрных лайковых перчатках, Барроу думал, что его действия напоминают действия хирурга. Не имея
заранее продуманной линии разговора, он начал развивать эту мысль:
— По вам не скажешь, что вы имеете отношение к ярмаркам, мистер Кабал.
Сливочный нож застыл в воздухе на пару мгновений, затем продолжил свою работу.
— Я в своей жизни встречал достаточно много разных людей и, думаю, научился судить о них
по внешнему виду.
— Я слышал, вы ушли в отставку, мистер Барроу, — сказал Кабал.
Он сделал необычное движение кистью руки, когда проводил ножом по кромке горшочка, и все
остатки крема удалились с него, как будто его начисто вымыли. Затем погрузил кончик ножа в джем,
зачерпнул небольшую порцию с клубничкой внутри и поместил на самую серединку булочки. Вышло
так точно, как будто сработала машина. Кабал повторил действие с ножом и положил его,
чистенький, на блюдечко. Он поднёс булочку к губам:
— Видимо, от старых привычек трудно избавится, — и осторожно надкусил.
Барроу проявил упорство.
— Вы очень серьёзный человек, мистер Кабал. Склонным к легкомыслию вы не кажетесь.
Играй я в игру, в которой угадывают профессию человека по внешности, и за тысячу лет не
додумался бы назвать вас владельцем ярмарки. Даже за десять тысяч.
— Тогда вам не стоит играть в неё на деньги. Но ради интереса...
— Вы доктор, — отрезал Барроу, предвидя вопрос.
— Стало быть, я произвёл на вас впечатление непревзойдённым врачебным тактом?
— Патологоанатом, если быть точным.
Кабал серьёзно на него посмотрел.
— По-вашему, я мог бы работать с мертвецами?
Барроу подлил себе чая.
— Не так уж сложно такое представить. Взгляните на себя. Расхаживаете с видом, будто вот-
вот покончите
похоронных бюро должны уметь общаться с людьми. — Барроу улыбнулся. Кабал нет. — Самое
смешное, что по моему опыту, патологоанатомы зачастую приятные, весёлые люди. У них мерзкая
работа, но это всего лишь работа. Они забывают о ней, когда вечером идут домой. Другое дело вы. Я
не думаю, что вы оставляете свои дела на работе.
— Да, — сказал Кабал. — Я всегда беру работу на дом. Под кроватью у меня несколько
клоунов, а в платяном шкафу человек, который отрыжкой может воспроизвести гимны двенадцати
стран.
— Мы возвращаемся к главному вопросу: это и есть ваша работа?
— Конечно. Вместе с братом я управляю ярмаркой. Вы не могли её не заметить. Такая большая
штука неподалёку от железнодорожной станции.
Он допил свой чай и, с неприятным звоном, чашка опустилась на блюдце.
— Собственно, там мне и следует сейчас быть. Спасибо за чай, мистер Барроу. Было очень
приятно. Вы обязаны в ответ посетить ярмарку. Когда она не закрыта, для разнообразия. — Он достал
карточку из воздуха ("Выучи пару магических трюков, — сказал ему Хорст. — Людям такое
нравится") и дал её Барроу. — Пригласительный билет, любезность от владельцев.
Барроу кивнул и взял билет. Прочитав те несколько слов, что были на нём написаны, он
спросил:
— Можно мне ещё один? Моей дочери, Леони, нравятся ярмарки.
Кабал достал ещё два билета.
— Сами приходите, других приводите, — сказал он, не меняя интонации. — И жену вашу не
забудьте.
Барроу взял из руки Кабала один билет и убрал его вместе с первым.
— Я вдовец, мистер Кабал.
Кабал положил лишний билет в карман. Билет должен был исчезнуть, но у него было так мало
практики в этом фокусе, что для неопытного глаза всё выглядело так, будто он кладёт билет в карман.
— Мне жаль, — сказал он и, вроде бы, сказал искренне.
— Спасибо, — сказал Барроу.
Кабал некоторое время наполнял чашки, по-видимому, забыв о своём намерении уйти. И снова
он не спросил Барроу, как тот любит пить чай. Взяв щипчиками ломтики лимона с блюдца, он тихо
спросил:
— Скучаете по ней?
На Барроу он прие этом не смотрел.
— Каждый день, — ответил Барроу, подвигая к себе чашку. — Каждый день. Жизнь бывает
жестокой.
— Не жизнь забрала её у вас, — сказал Кабал, глядя прямо на него.
В его взгляде была ровная напряжённость, как у человека, который собрался с духом, чтобы