Йоллокане
Шрифт:
– Нету ничего, ничего нету, мама говорит, что нету...
Слева, у окна, зашелестело, потом упало, с грохотом скатилось вниз, разбиваясь стеклянным звоном, фыркнуло и дернуло простыню. Сережа закричал, вскочил, путаясь в одеяле, бросился из комнаты и, ударившись в запертую дверь, заплакал, а в штанишках стало мокро.
Но дверь вдруг открылась, сама, с той стороны, и мама сонным голосом спросила:
– Что случилось? Сон плохой?
Он ничего не смог объяснить, только икал, размазывая сопли и слезы по лицу, и думал, что когда мама уйдет -
– Господи, да ты описался?
– из маминого голоса исчезла сонливость, теперь он был раздраженным и усталым.
– Тебе шесть лет, Сережа, а ты писаешься в кровать. Да кому ты такой нужен будешь, а?
Больше она ничего не сказала, мама сердилась, мама не стала бы слушать про тени и звуки, и только сказала бы, что такому взрослому мальчику, как он, пора бы уже перестать придумывать всякие глупости.
Она ушла, выключив свет и прикрыв дверь. Звуки ее шагов медленно растворялись темнотой, как и сладко-молочный, нежный мамин запах, и Сережа, закрыв глаза, вытянулся в постели, вцепился в одеяло и сказал себе:
– Вас не существует.
– Тук-тук-тук... тук-тук-тук...
– донеслось из угла. И уже веселее, радостнее.
– Тук-тук, здравствуй друг!
Дудки воют, барабаны нас зовут на Йоллоканне, собирайся же народ, там веселье круглый год. Ворон черный кругом кружит, ворон с небом дружбу дружит, тайну ворон ворожит и дорогу сторожит. Кто пойдет по той дороге, тот сломает себе ноги, ворон выклюет глаза, сказано - туда нельзя.
– Тише, все хорошо, засыпай.
– Мне страшно.
– Ну я же с тобой, чего бояться?
– Слышишь?
– Слышу, это ветер, всего-навсего ветер. Ему там холодно и он к нам просится, но мы не пустим, зачем нам ветер? Закрывай глаза...
– А там что? Вон там, в углу, видишь? Шевелится...
– Да это просто тени, вон, тополь за окном. Ветер качает ветки, вот и кажется, что тени живые. Давай я свет включу?
– Не надо. Обними меня, пожалуйста.
– Обнимаю, а ты глаза закрывай и... хочешь, колыбельную спою? У меня, правда, голос такой, что и твои тени испугаются...
Баю-баюшки-баю, не ложися на краю, и глаза не закрывай - я слежу, ты так и знай. Кошкой сяду на подушку, загляну в глаза и душу, я тебе скажу на ушко - ты не слушай, ты не слушай: врет он все и мягко стелет, а заснешь - так вмиг с постели, и к другой, что где-то рядом, та - нужнее, та - нарядна. Ты ж, слезами утираясь, в Йоллоканне собирайся.
– Нет, не правда, не правда, я не хочууу...
– Тише, милая, я здесь. Здесь я... все, нету больше кошмаров, нету... конечно, я тебя люблю. Очень люблю. Никому не отдам.
Вредный-вредный-вредный, злой, рассчитаемся с тобой. Мы вернемся, так и знай, годы в руки собирай, с ними страха и обиды, вот тогда мы будем квиты.
...
Огнеглазый, огнегривый, волк ласкается игриво, тычет мокрым носом в руки, лижет пальцы, ловит звуки, а коснешься белой шкуры - вмиг проглотит и понуро побредет в ночи тоскливой, волку скучно, волку б силы, чтоб проклятье одолеть... но сияет ярко медь этой ночи лунно-странной
Йоллоканне, Йоллоканне.
– Валя, а долго ждать?
– Олька больше не ноет, присела на корточки, сжалась комочком, руки под мышки упрятала, воротник подняла, шапку по самые глаза натянула. Холодно ей и страшно, а Вальке так ничуть, наоборот, жарко и не терпится - поскорей бы уж.
– К рассвету вернутся.
И обнаружат пропажу. Не останется карлику выбора, кроме как выполнить ее желание. Ох, спасибо бабка за науку... теперь Женька не отвертится, влюбится как миленький, а про Сухомину, стерву белобрысую, и думать забудет.
– Валь, а если не получится? Ну если он нас тоже... если заберет... если не договоришься.
– Договорюсь, - Валька сжала склизкую куриную лапу в руке. Обязательно получится, раз бабка смогла, то и Валька сумеет, и вообще ничего тут сложного нету.
– Аты-баты, аты-баты, возвращаемся, ребята, скоро-скоро дома будем, плакать-горевать забудем...
– звонкий голос ввинчивался в скулеж ветра.
– Смотри, - Олька вскочила.
– Там же...
Люди. Боком на кошке, вцепившись в уши, ставшие вдруг длинными, будто это не кошка, а осел, сидела девушка в розовой курточке. Прильнув к черной спине ворона, дремал мальчишка в пижамной рубашке и трусиках. Ну а следом, тяжко переваливаясь с ноги на ногу, так, что раздутое брюхо колыхалось со стороны в сторону, брел волк из пасти которого торчал ботинок.
– Эй ты, - Валька смело вышла на встречу и вытянула лапу из кармана.
– Не потерял?
– Девица-краса, короткая коса, мило улыбается, нам она понравится, - ответил карлик, выпятив губу.
– Девица отдаст чужое...
– Не отдаст. Хитренький какой, за просто так взяла и отдала. Хочешь получить - выкупи.
– Ай-я-яй, ай-я-яй, чего хочешь - выбирай. Вот возьми себе ее, - он указал на девушку в розовом, та счастливо улыбнулась и изготовилась было спрыгнуть с кошки. Фигу, можно подумать, Валька тут всю ночь ради какой-то дуры проторчала. Ну нет, так просто ее не проведешь.