Йормунганд
Шрифт:
Бьярне поперхнулся.
— И что? Долговязый тебя тоже за друга принимал, и где он теперь?
Темное небо за маленьким окошком осветилось разноцветными огнями. Грохот сотряс башенку, красные искры залетели в окно. Йормунганд бросил в сторону окна быстрый взгляд, цверг чуть отстранился.
Йормунганд незаметно вынул из рукава длинный узкий кинжал. Стражники уже добрались до двери, отодвинули засов, и теперь замешкались, не решаясь вваливаться по одному.
— Все хорошо! — крикнул Йормунганд. — Он мертв.
Бьярне уставился
— Эй! — крикнул Бьярне, но его голос потонул в шуме вбегающих мужчин. Первый же снес ему голову.
— Эй, — сказал стражник, разворачиваясь к Йормунганду.
Золото выплеснулось из шеи Йормунганда, мир утратил краски, и лишь оно блистало в подступающей тьме. Башенка опять содрогнулась от нового взрыва петард.
Он разглядел старуху за спиной у молодого воина, пока тот шел к нему с озабоченным лицом.
— Не так уж страшно, — хотел сказать Йормунганд, но из горла вырвался лишь хрип.
Старуха подняла на него белесые глаза. В ее руке красовались костяные ножницы.
— Вот и свиделись, — сказала она низким, почти мужским голосом.
— Как глупо все получилось, — сказал Стаккард Хенриэтте. Ее глаза покраснели и опухли от слез, голова покрыта черной вуалью, а с рук исчезли все украшения. Стаккард задержал взгляд на ее бледном лице и отвернулся. Сверре погиб под обломками рушившейся башни. Башню словно разорвало изнутри, а осколками и раскаленными кирпичами побило народ внизу.
Искать выживших в башне казалось бесполезно, да и от тел-то мало что осталось. Наверное, это и к лучшему, думала Элоди. Все еще бледная, она выглядела ровесницей собственной дуэньи. Теперь доподлинно известно, что ее сводные братья мертвы. Раннвейг вне себя от горя и, похоже, не ровен час, тронется умом.
Смерти Йормунганда не радовался даже Стаккард, хоть и ненавидел его. Он подолгу бродил среди обломков, в надежде разыскать круглый камушек у того с шеи. Почему-то ему казалось, что найти и похоронить что-то связанное с Йормунгандом было бы правильным.
Стаккард не обратил внимания на цокот копыт за спиной. В конце-концов, на пир собралось много народа. Любопытные сновали туда сюда, и благородные господа с интересом разглядывали разрушения.
— Эй! — окликнул его всадник. Стаккард обернулся. Против света разглядеть лицо оказалось невозможным, Стаккард понял лишь, что окликнувший плечист и бородат.
— Эй, что здесь произошло и где я могу найти ирмунсульского мага?
— Ирмунсульский маг здесь произошел и он все еще где-то здесь, разбросан среди этого мусора, — и Стаккард кивнул себе под ноги.
Всадник дернулся. сжал губы. Лошадь фыркнула, чувствуя изменившееся настроение хозяина.
— Стаккард, верно? — спросил всадник. — Похож на отца.
— Ты знаешь мое имя, — сказал Стаккард, — но себя так и не назвал.
— Лодур, — сказал всадник и, тронув поводья лошади, поскакал в сторону конюшен. Стаккард проводил его взглядом. Перепачканный с головы до пят он не мог винить Лодура в том, что тот принял его за слугу. Стаккард вновь устремил взгляд к камням и продолжил методично разбирать их. Никто не находил круглый белый камешек и Стаккард все еще надеялся хоть ненадолго завладеть им.
— Ты опоздал, — сказал Эдегор Лодуру вместо приветствия.
— И тебе не хворать, — ответил Лодур. — Я опоздал лет на двадцать.
— Твой сын…
— Князь, все это время он был под твоей опекой и это я должен спрашивать с тебя. Но не буду, потому как я человек великодушный и зла не держу.
Князь лишь чуть сдвинул брови. Годы как будто миновали Лодура стороной. Все такой же бодрый, со смешинками в зеленых глазах. Волосы уже тронула седина, но полностью потушить рыжий огонь ей не удалось. Лодур не отличался ростом, зато мог похвалиться крепостью и уверенно стоял на ногах. Бордовый плащ он завязывал на ирмунсульский манер.
В лицо Лодура было тяжело смотреть. Его избороздили морщины, но они терялись между мелкими многочисленными шрамами, что принесли Лодуру его выходки в молодости. И все равно он нравился женщинам за ту жизненную силу, что чувствовалась в нем.
— Мне всегда казалось, — сказал Эдегор, — что твой сын похож на тебя. Был похож. А теперь уже и не уверен.
— Недостаточно рыжий? — сказал Лодур.
— Рыжий как надо, — сказал Эдегор, — был. Он умер, ты знаешь?
— Мне сказал Стаккард. Что это он бродит посреди пепелища с потерянным видом?
Эдегор пожал плечами:
— У него и спрашивай. А я спрошу у тебя — чем обязан твоему визиту? Вчера у нас был пир, а сегодня тризна. На что рассчитывал попасть?
Лодур почесал под бородой.
— Я сочувствую твоему горю, — сказал он, — но твои дети отомщены, а винить в смерти моего сына мне некого.
Он поглядел в сторону, закусив губу.
— Я хочу получить что-нибудь в память о нем, — сказал Лодур. — Где он жил?
— Слуги проводят тебя до его апартаментов, — сказал князь, — возьми что захочешь и уходи.
— Лодур, — окликнул Эдегор. — Неужели ты явился повидаться с сыном? После всех лет?
— Старею, — сказал Лодур.
Лаборатория встретила его тусклыми отблесками стеклянных реторт. На столе скопилась пыль, на лежанке покоилась недочитанная книга. Синий дорожный плащ висел в углу, казалось, будто человек стоит в полумраке. Полы плаща чуть шевельнулись от сквозняка, качнулась шляпа.
Там и тут валялись безделушки, присмотревшись, Лодур узнал изображения Богини из разных земель. На столе из открытого мешочка высыпались вырезанные из кости руны. Лодур протянул руку, собрал их одну за одной. Костяные руны стукались друг о друга с приятным глухим звуком. Лодур потряс мешочек и выудил одну руну наугад.