Юбер аллес (бета-версия)
Шрифт:
Дед Майка был все еще жив и достаточно бодр, хотя в январе ему исполнилось 77. Они с внуком были более близки, чем это обычно бывает в современных западных семьях, потому что Рональдс-старший фактически заменил Майку отца. Крис Рональдс погиб во Вьетнаме, когда его сыну было два года; Майк совершенно его не помнил. Но, при всей доверительности их отношений, на вопрос внука и коллеги, получил ли он тогда, перед самой знаменитой своей командировкой, особые предписания от OSS, старина Джо лишь лукаво улыбался в пышные седые усы. Хотя, казалось бы, какие могут быть тайны спустя полвека... Так или иначе, свой журналистский долг он исполнил честно, не пытаясь исказить правду в угоду недобитым тогда еще большевикам. За что сначала получил Пулитцеровскую премию, а позже, при МакКарти - крупные неприятности,
Наверное, и этот ресторан с большевистским названием возник в то время.
Машина остановилась. Дорога не заняла и пяти минут. Майк выглянул в окно.
– Уже приехали? Где же ресторан?
– Вот он. Эта матовая дверь.
– Но здесь нет никакой вывески! Это что, черный ход?
– Все правильно. Здесь нет вывески. Сюда приходят те, кто и так это место знает.
Майк подумал, уж не влипает ли он в авантюру, вламываясь в заведение, не предназначенное для чужих - но, в конце концов, штаб русской мафии или большевистских террористов незачем было маскировать под ресторан. Куда удобнее избрать для такого заведения форму закрытого частного клуба. Опять же, таксист никак не походил на агента подпольщиков. Да и журналисту, который боится влипнуть в историю, надо менять профессию. Майк расплатился и вышел, направившись к матовой двери, сквозь которую пробивался неяркий свет, мигавший то желтым, то розовым.
Стоило Майку лишь приоткрыть дверь, как в уши ему ударила громкая разухабистая музыка, смешанная с нестройным шумом голосов (складывалось впечатление, что посетители здесь силятся перекричать друг друга), а в нос - табачная вонь, и только во вторую очередь - запах каких-то кушаний. Не вдохновленный всем этим, Рональдс, тем не менее, шагнул в теплое душное нутро ресторана.
Первым, кто его встретил, был здоровенный медведь. Зверь в портупее и красноармейской ушанке стоял справа от входа; в левой лапе он держал афишу, возвещавшую на двух языках, что в ресторане весь вечер поет "знаменитый русский бард" Иосиф Кобзон. Отвернувшись от оскаленной морды чучела, Майк окинул взглядом зал, в первый миг показавшийся ему нереально огромным, но затем он понял, что такой эффект создают многочисленные зеркала. Они тянулись вдоль каждой стены, размыкаясь лишь у стойки бара; стойку обрамляли два повешенных вертикально знамени - слева красное советское, а справа - незнакомое Майку черно-желто-белое. Над зеркалами простерлись кумачовые лозунги по-русски; Рональдс в них мало что понял - разве что слова "СЛАВА" и "СОВЕТСКИЙ".
На невысокой сцене слева под всплески цветомузыки ломалась длинноногая нарумяненная девица в блестящих хромовых сапогах, чисто символической миниюбке защитного цвета и приталенной красноармейской гимнастерке, туго обтягивавшей ее объемистые молочные железы. Ворот гимнастерки был распахнут, и в глубоком разрезе сверкал позолотой, стукаясь об округлости в такт движениям певички, наперсный крест. Волосы, вытравленные до белизны и посеченные химией, венчала надетая набекрень казацкая папаха. Даже при очень богатой фантазии эту особу едва ли можно было принять за русского барда Иосифа Кобзона.
В том, что она пела трагически-надрывным прокуренным голосом, Майк разобрал разве что часто повторявшееся слово Moorka. Насколько он помнил, в России так звали кошек. Хотя едва ли это домашнее животное могло стать темой столь страстно исполняемого произведения. Наверное, подумал Майк, имеется в виду фривольный смысл слова "киска" - если, конечно, в русском он такой же, как и в английском. Во всяком случае, облик певицы и ее телодвижения вызывали именно такие ассоциации.
В зале было многолюдно: почти все столики оказались заняты. С некоторым облегчением Майк отметил, что, видимо, не все посетители здесь русские. Правда, явно американские панки с разноцветными гребнями и проклепанными куртками, равно как и юные особы с десятком колец в губах и под бровями, на фоне коих даже наряд девицы на сцене казался образцом высокого вкуса, тоже не внушали большого доверия. Заведение, похоже, не отличалось респектабельностью.
Чувствуя все более острое желание повернуть назад, Майк вышагивал между столиками, обходя громко обсуждавшие что-то компании и поднимавшиеся к потолку султаны сигаретного дыма. Кажется, ни в одном нерусском ресторане не было столько курильщиков. Еще одна особенность, которую Майк заметил сразу, но осознал позже - в зале совсем не было негров и вообще цветных.
Рональдс заприметил свободный столик недалеко от сцены, но идти туда не решился, опасаясь за свои барабанные перепонки - столик был почти напротив динамика. К тому же он пришел сюда, желая "окунуться в среду", так что сидеть в одиночестве было не лучшей стратегией. Оглядываясь по сторонам, он увидел за столиком неподалеку одинокого мужчину лет тридцати пяти во вполне цивильном костюме и даже при галстуке; правда, узел галстука был распущен, открывая расстегнутую верхнюю пуговицу рубашки. Из облика образцового клерка выбивались также длинные, почти до плеч, темные волосы и легкая небритость - скорее, впрочем, преднамеренная, чем неряшливая. Похоже, он уже успел выпить, но еще был далек от состояния "vstelku". В принципе, этот парень мог оказаться кем угодно - от сутенера до торговца наркотиками. Тем не менее, Майк направился к нему.
– May I...
– начал он, положив руку на спинку стула.
Мужчина окинул его коротким взглядом,
– Присаживайся, - сказал он по-русски, подтверждая свои слова приглашающим жестом.
– Spasibo, - блеснул познаниями Рональдс, опускаясь на громко скрипнувший под ним стул. Но, разумеется, сойти за русского он не мог.
– Американец?
– Yes, I'm American. But I like Russia, - сверкнул белозубой улыбкой Майк.
– Раша... Раша-параша...
– проворчал его визави.
– Ладно, never mind. Не педик, надеюсь?
– осведомился он по-английски, и Майк, мысленно вздрогнув от неполиткорректного слова, во второй раз за последние полчаса подтвердил, что он не гей.
– Это хорошо. А то педиков развелось, плюнуть некуда. Если мужик домогается бабы и получит от нее по морде - это все правильно, это защита от сексуального харассмента. А если к мужику полезет педик и схлопочет по морде, это дискриминация сексуальных меньшинств. Довели страну... Ладно, раз ты не педик, будем знакомы. Николай, - он протянул через стол руку.
– Майк.
– В первый раз здесь?
– Да.
– Эй, половой!
– заорал Николай, поднимая руку и щелкая пальцами. Лавируя между столиками, к ним направился официант - стриженый "под горшок", в рубахе-косоворотке в горошек и штанах, заправленных в блестящие круглоносые сапоги, с расшитым полотенцем через плечо.
– Чего изволите-с?
– подобострастно склонился он над столиком, протягивая меню новому гостю.
– Ты что-нибудь смыслишь в русской кухне?
– спросил Николай Майка.
– Ничего, - улыбнулся Рональдс.
– Закажи на свой вкус.
– Значит, ему - салат "Московский", жаркое... блины с икрой будешь?
– Конечно, - радостно кивнул Майк, - раз уж я в русском ресторане...
– 112 баксов на двоих, - охладил его пыл Николай. Майк, зная, что русские любят широту натуры, не решился возразить, но по его лицу новый знакомый все понял.
– Тогда просто пару клубных бутербродов. Они тут ничего.
– Что будете пить?
– осведомился официант у Майка по-английски.
– Вино не бери, - быстро посоветовал Николай, - вина здесь дерьмо. Можешь взять "ленинад", это их фирменный коктейль, ну и водки по вкусу.
– Водка у нас одиннадцати сортов, - гордо сообщил официант, не вступая в дискуссию насчет вина.
– Нет-нет, мне хватит одного коктейля, - сказал Рональдс с некоторым испугом.
– Значит, ему - один "ленинад", ну а мне еще перцовочки и... пожалуй, омлетик с грибами.