Юг там, где солнце

Каплан Виталий Маркович

Незаметно как-то пролетели пять лет занятий. Появилось много новых друзей, впрочем, кое-каких врагов я умудрился нажить и там. А потом — выпуск, присвоили мне звание младшего поручика, откомандировали сперва в Светлый Яр, но спустя год вернули в Столицу. Григорий Николаевич закончил семинарию, но там возникли у него какие-то сложности, и сана ему не дали. О том, что же именно случилось, он не говорил. Лишь улыбался грустно и предлагал ещё чаю. Так что пришлось ему возвращаться в интернат. Не сказать, чтобы он слишком сильно жалел об этом.

Глава 6. Психодинамика в сарае

Когда я пришёл на Заполынную, было ещё довольно светло. Правда, рыжий солнечный шар уже

укатился за изломанную черту горизонта, и воздух заметно посвежел, появилась в нём некая особая прозрачность, что бывает в сумерках после такого вот раскалённого дня. Все расстояния чуть удлинились, контуры предметов сделались чётче, и самые далёкие звуки слышались так же ясно, как и ближние — грохот уносящегося в столицу товарняка служил басовым аккомпанементом к назойливым птичьим трелям, шум от невидимой глазу автострады наслаивался на музыкальную мешанину — радио свиристело в каждом доме, а окна, по случаю жары, открыты настежь. И как это местное население не боится комариных полчищ?

Искать дом Званцевых мне не пришлось — старуха Кузьминична описала его более чем подробно. Я поначалу прошёлся под окнами — так, радио работает, детский плач слышится — отлично, значит, не придётся целоваться с замком. Был бы на месте ещё и юный оккультист… Впрочем, оставалось надеялся на лучшее.

Осмотревшись, я понял, как удобнее проникнуть на Званцевский огород, раз уж по мистическим делам положено ходить между грядок. И, выждав момент, когда поблизости никого не оказалось, скользнул на территорию предполагаемого противника и начал осторожно пробираться к дому между свежеполитыми огуречными грядками. Едва заметный ветерок шевелил высокие стебли укропа, белели между тёмных, изрядно смахивавщих на лопухи листьев пузатые кабачки. Будто исполинские яйца ископаемой птицы Рух.

Идти было непросто — грядки разделялись лишь узенькими тропками, и приходилось исхитряться, дабы не задеть какой овощ. Зачем устраивать Званцевым лишние проблемы? Им и так многое предстоит.

Наконец я добрался до задней веранды и негромко постучал по стеклу, как учила Кузьминична. Три быстрых стука, четыре медленных. Конспираторы… Естественно, пришлось барабанить и не раз, и не два, пока не послышались в доме торопливые шаги. Дверь распахнулась, и на пороге обнаружилась высокая, не старая ещё женщина в каком-то неаппетитного вида домашнем халате. Неухоженные, с тусклым отливом волосы свисали неровными прядями — наверное, я вторгся как раз в момент причёсывания.

Несколько секунд она глядела на меня изучающе, потом осведомилась:

— Тебе чего?

— Да вот, — кашлянул я, — Званцева мне нужна, Вера Матвеевна.

— Ну, я это, — кивнула женщина. — Что дальше?

— Я с поклоном к вам от Матвея Андреевича, — в горле у меня чуть булькнуло, — ну, и со своей просьбой.

Женщина недоверчиво глядела на меня, что-то про себя решая.

— Вы нездешний, видно?

— Да вот, проездом я. Такие, значит, дела, — я сам не заметил, как вошёл в роль простого парня-радиомонтажника Лёхи Бурьянова. — Мне тут, понимаете, посоветовали.

— Кто посоветовал-то? — неприветливо поинтересовалась Вера Матвеевна.

— Да старушка одна, Елена Кузьминична, знаете, наверное…

Что-то отразилось на лице женщины, то ли досада, то ли обрывок какого-то надоедливого воспоминания.

— Ладно, чего на пороге стоять, — наконец решилась она. — Проходите в дом, там и потолкуем.

— И то дело, — шумно обрадовался я. — А то здесь, на улице, комары заели. Прямо упыри, а не комары.

И мы прошли в дом.

Впрочем, дальше веранды Вера Матвеевна меня не пустила. Щёлкнула выключателем — и оголённая лампочка налилась тусклым рыжеватым сиянием. Взору моему предстали необъятных размеров шкаф, не действующая, судя по всеобщему

запустению, газовая плита, круглый стол с подпиленной ножкой — это у них, видать, местный стиль: столы калечить. Тем более, осколок старины, сейчас такой редко где и встретишь. Громоздились друг на друга несколько помоечного вида ящиков, пара раскладных стульев, когда-то роскошное, а ныне весьма изодранное кресло…

— Ну, в чём дело-то ваше? — не дав даже толком оглядеться, приступила ко мне Вера Матвеевна.

— Присесть можно? — поинтересовался я. И зря. Не успел маску напялить, так она уже сползает. Пролетарий Лёха Бурьянов плюхнулся бы на первое попавшееся седалище без всяких вопросов. Ладно, авось пронесёт.

— Садитесь, — женщина кивнула на стулья. — Только осторожно, поломанные они слегка.

— Ничего, авось меня выдержат, — хмыкнул я, осторожно устраиваясь на подозрительно всхлипнувшей мебели. — В общем, беда у меня, — начал я пересказывать дежурную легенду. — Сын вот уже почти год как пропал, Санька. Какая-то мразь со двора увела, искали, конечно, полиция, то-сё — да без толку… Ну, короче, тут я проездом в Заозёрск, пару дней перекантоваться пришлось, вот, бабку встретил на базаре, она, значит, и посоветовала к вам обратиться. Может, сказала, пацан ваш и чего сумеет.

— Бабка, значит, — краем губ усмехнулась Вера Матвеевна. — Она жалостивая, бабка. Добрая… Посоветовала, значит, обратиться…

— Нет, ну какие дела, — вскинулся радиомонтажник Бурьянов. — Это ж понятно, не за так, тут всё путём. Вот, возьмите, — я протянул ей туго набитый конвертик.

Она, помедлив, осторожно взяла его и кивнув: «Подождите, я скоро», скрылась в недрах дома. Я приступил к ожиданию.

Сейчас она, видимо, считает деньги. В таких делах главное — не увлечься, не переложить бумажек. Лучше показаться скупым, нежели подозрительно щедрым. Да и мне не след казёнными суммами разбрасываться. Не последнее же это дело, а финансовый наш директор, Павел Юрьевич, прижимист. Но, периодически сдавая ему излишки, можно растопить и начфиновское сердце.

— Ну ладно, — возвестила появившаяся на пороге Вера Матвеевна. — Устрою я вам, чего просите. Но, сами понимаете, гарантий никаких. Получится, не получится — как Бог даст.

— Оно понятно, — кашлянул я. — Никаких обид, всё путём.

— Идите за мной, — сказала женщина и отворила внешнюю дверь.

Мы вышли в огород, над которым, в незаметно опутившихся сумерках, вились белые клочья тумана, и направились к темневшнму вдалеке сараю. Я шёл осторожно, стараясь ступать след в след Вере Матвеевне. Оно и понятно — радиомонтажник Бурьянов должен быть неуклюж, страдать куриной слепотой и вообще изрядно нервничать. Это поручик Бурьянов умеет бесшумно скрадываться в темноте, ориентироваться по еле слышным шорохам и стрелять навскидку. А радиомонтажник ничего такого не умеет, он парень безобидный. Ничего, недолго осталось мне им быть.

Распахнув скрипучую дверь сарая, она щёлкнула выключателем. Забавно — здешняя лампочка оказалась куда ярче, чем на веранде.

— Подождите здесь, — велела Вера Матвеевна. — Сейчас он к вам подойдёт.

Она быстро, уверенной походкой зашагала к дому, а я, примостившись на колченогий табурет, принялся ждать.

Вокруг лампочки крутилась всякая ночная живность — мотыльки, мошки, жучки какие-то, и странные тени то и дело падали на некрашенные брёвна стен. В глубине сарая до самого верха громоздились сложенные в поленницу мелкие плашки дров, в дальнем углу торчали лопаты и тяпки, а на усыпанном опилками и стружками полу в беспорядке раскиданы были доски, брезентовые рукавицы и гнутые строительные гвозди. Сиротливо жался возле двери помятый игрушечный грузовик, распаявшийся электрический чайник уставился на меня кривым носиком, словно хотел что-то сказать.