Юго-запад
Шрифт:
— В чем дело, капитан? — с раздражением спросил Мазников.
— Доложите все полковнику, — приказал чернобородому командир роты.
— Вы позволите, господин полковник? — по-русски, почти без акцента, спросил тот.
— Слушаю.
Где-то очень близко опять увесисто ухнула мина. Чернобородый оглянулся на дверь, потянул мальчика за рукав в глубь тамбура.
— Насколько я понимаю, войска господина капитана, — он галантно поклонился в сторону Бельского, — намерены выбить противника из дома на углу этой улицы и приготовили
Командир бригады перебил его:
— Откуда вы знаете русский язык?
— О! — мадьяр горестно качнул головой. — Я знаю еще шесть языков: польский, сербский, чешский, английский, немецкий и испанский... Было время, когда я читал в университете славянскую филологию. Но потом, после победы Гитлера в Германии... Сами понимаете... Меня выгнали с благословения его высокопревосходительства регента... Потомки княжеского рода Эстергази приютили меня, взяли к себе библиотекарем;..
Он покосился на Талащенко, который доставал из пачки сигарету. Комбат понял этот взгляд, протянул чернобородому пачку..........
— Благодарю, господин майор... Этот дом, о котором я только что говорил, — продолжал он, закурив, — принадлежит одной из ветвей семейства Эстергази по женской линии, людям по-своему высокой культуры, потомкам тех, у кого когда-то жил и работал великий Иосиф Гайдн... Правда, их давно нет в Венгрии. Как только началась война, они эмигрировали в Америку... Но осталась ценнейшая библиотека, собрание фарфора... Наци не успели все взять, только картины, по личному приказанию Геринга. — Он стал говорить сбивчивей, взволнованней, но по-прежнему на слишком правильном русском языке. — О, я понимаю, есть военная необходимость... Когда говорят пушки — молчат музы. Но... Этот дом — исторический и архитектурный памятник. Он построен полтора века назад, может быть, даже больше... В нем бывали Михай Верешмарти, Арань, Ференц Лист... И там — ценнейшая библиотека, около пятидесяти тысяч книг...
Командир бригады движением руки остановил его:
— Прошу покороче. Ваша просьба?
— Нельзя губить этот дом, господин полковник! — мадьяр вдруг повалился на колени. — Нельзя губить! Нельзя! Нельзя! Разве книги?.. Разве вещи?..
Бельский подскочил к нему, поднял, с упреком сказал:
— Додумался тоже!
В тамбуре подъезда стало тихо. Мадьяр достал из кармана пальто клетчатый носовой платок, вытер глаза.
— Мы не можем ждать, пока немцы сами уйдут из этого дома, — сухо сказал Мазников. — Бельский, что у них там?
— Крупнокалиберные пулеметы на очень выгодных позициях. На втором этаже. Всю роту положат.
— Мой Лайош проведет вас, проведет! — горячо заговорил мадьяр. — Через двор надо пройти, сзади. Лайош знает все, знает тут каждую щель...
Он повернулся к мальчишке и спросил у него что-то по-венгерски. Тот кивнул.
Командир бригады взглянул на Талащенко:
— Как решим?
— Можно попробовать.
— О! Благодарю вас! — метнулся к нему
— Ладно, ладно... Бельский, бери хлопца, и давай! Только посмотри все, По телефону доложишь.
— Ясно!
— А ты, папаша, пока останешься тут.
— Я понимаю, — горько улыбнулся мадьяр. — Вы опасаетесь ловушки, провокации... Совершенно напрасно. Я честный человек. Я... Я жертвую своим единственным внуком...
Он подошел к мальчику, обнял его, поцеловал в голову и сказал только одно короткое слово. Можно было без перевода понять, что это слово «иди». Потом повернулся к Мазникову, начал нерешительно, словно стыдясь:
— Я понимаю, это неприлично. Ни к месту. Но мой Лайош... Он двое суток ничего не ел. Угостите его. Хлебом. Совсем немного хлеба, и больше ничего. Я старик, а ему надо расти. Молодой неокрепший организм.., Мальчик изучает языки. Теперь мы начнем русский..,
— Саша! — позвал Талащенко.
Зеленин возник откуда-то из темноты под лестницей, вытянулся, как на строевом смотру. Одна штанина его пестрого маскхалата была заправлена в сапог, другая свисала до самого пола.
— Накорми чем-нибудь этих... товарищей. Найдется?
— Найдется, товарищ гвардии майор! Факт, перед заданием надо заправиться, как положено. — Зеленин подмигнул Лайошу: — Пошли! И ты, папаша! Сейчас мы быстренько организуем,
Авдошин появился из-за горы битых кирпичей, покрытый бурой пылью и от бездействия злой.
— По вашему приказанию, товарищ гвардии капитан!
— Вот что, сержант, — раскуривая отсыревшую папиросу, взглянул на него Бельский. — Домик этот приказано из орудий не трогать. Сверху приказано. Исторический памятник, говорят... А заткнуть глотку немцам надо,
— Ясно!
— Возьми тройку хороших ребят, и с богом! Проводит вот этот парнишка. — Бельский кивнул па притулившегося в уголке комнаты Лайоша. — Надо с тыла зайти. Минометчики пока постреляют, прикроют, когда вам улицу придется переходить. Понял?
— Проще пареной репы, товарищ гвардий капитан.
— Кого возьмешь?
Помкомвзвода прикинул что-то в уме.
— Бухалова, — наконец сказал он и, заметив, что командир роты поморщился, пояснил: — Он здорово гранаты бросает, Как по заказу. Коробкина еще возьму и Отара Гелашвили.
— Зачем Гелашвили? Он только вчера из медсанбата.
— Обидится, если не возьму, товарищ гвардии капитан.
— Ладно, действуй!
— Есть действовать! — Авдошин взглянул на парнишку. — Тебя как зовут-то? Ференц? Иштван? Штефан?
— Лайош.
— А! Лайош! Лайош Кошут, в общем...
— Нынч, Мартон Лайош.
— И так добре. Пошли, Мартон Лайош, спасать вашу историческую ценность!
Группа Авдошина прошла через здание, в котором закрепилась рота, и очутилась у пролома стены, выходящей на соседнюю улицу. Здесь лежали солдаты третьего взвода.