Юго-западный ветер
Шрифт:
— Все, что надо было сделать, это просто выйти со станции наверх и взять такси. На такси ты мог бы доехать до работы за полчаса. Это, правда, было бы впритык, но в общем-то возможно.
— Комиссар, вы сказали, я должен либо доказать, что это не я, либо убедить вас каким-то другим способом, что это не я. Но если бы вы сами считали меня убийцей, то не стали бы приглашать меня на прогулку по проспекту Атлантика полюбоваться на морской пейзаж?
— Возможно. Однако не стоит рассчитывать, что я всегда поступаю строго разумно.
— И что вы собираетесь делать со мной? Вы меня вызовете как свидетеля?
— Я не собираюсь с тобой
И вновь Эспиноза сидел на бетонной скамейке набережной, пристально глядя на море. Он любовался чайками, скользившими над прибоем и напоминавшими ему умелых серфингистов, что успевают вовремя соскользнуть с разбивающейся о берег волны. Движения птиц были точно выверены, кончики их крыльев едва касались воды. Эспиноза погрузился в задумчивость, глядя на прозрачные зеленые валы и вспоминая, как ребенком он наблюдал за плавающими в воде рыбками. Он всегда старался предугадать появление группы рыбешек, отбившейся от стаи, или появление волн, набегавших на берег стремительнее, чем соседние. Но никогда в жизни ему не доводилось видеть, чтобы волна, разбиваясь, выбрасывала на берег стаю рыб.
Прежде всего Эспиноза верил, что, вполне возможно, Габриэл ни в чем не виноват. Может быть, он действительно ничего не делал, может быть, единственное, что он совершил, это обратился к нему за помощью, а он, Эспиноза, вместо того, чтобы помочь, просто ждал, что произойдет. Вот что-то и произошло.
По дороге назад, расправляясь с двойным чизбургером и двойной порцией апельсинового сока, Эспиноза позвонил в 1-й участок. Он сообщил о жалобе на чилийца и описал встречу с ним и его женой в закусочной фаст-фуд, но не стал упоминать Габриэла. Он сказал, что с удовольствием будет сотрудничать по поводу этого дела и может поговорить со Стеллой, если она все еще настаивает на том, что именно он является причиной смерти ее мужа. Взамен он узнал, что полиция тщательно исследовала место происшествия, но оружия убийства так и не нашла, похоже, убийца его не выбросил.
Уэлбер вернулся во второй половине дня с сообщением, что мусорщики, что обслуживают дом, где жил Идальго, не находили никаких револьверов ни в мусорных баках, ни на близлежащих улицах. Мусор вывозили между десятью и одиннадцатью вечера, как раз сразу после преступления. Если бы убийца бросил оружие на улице, то его, скорее всего, заметили бы. На следующее утро, после рассвета, шансы обнаружить что-либо были бы уже нулевые. Хуже всего было то, что никто из соседей ничего не видел. Сама Стелла не могла даже сказать, был ли убийца мужчиной или женщиной. А другие жильцы дома в тот час смотрели телевизор и не слышали выстрела.
Никаких свидетелей, никакого оружия убийства…
В течение многих лет он предпочитал ужинать не дома, и этому были причины. Эспиноза не любил, чтобы в доме находились посторонние, сам же толком готовить не умел. Ему также не нравилось закупать готовую еду в супермаркете, потому что тогда он оказывался обречен постоянно есть одно и то же. Вечером в этот понедельник ему лень было идти ужинать в закусочную, но в то же время не хотелось опять разогревать замороженные спагетти в микроволновке. Два сандвича, что Эспиноза купил по дороге домой, и немного оставшегося красного вина должны сойти за ужин. Одним из результатов долгой одинокой жизни было то, что постепенно и незаметно формальности, связанные с принятием пищи, утратили всякое значение. Если он ел в одиночестве, то предпочитал это делать самым простым образом, какой только был возможен.
А потому время от времени он очень ясно ощущал отсутствие партнерши. Нет, комиссар вовсе не страдал по бывшей жене или даже по какой-то конкретной женщине — просто ему не хватало нормальных отношений, которые продлились бы дольше, чем мимолетные встречи. Ему не хотелось бы употреблять слово «брак», но то, о чем он думал, было в чем-то похоже. Но это, безусловно, было то слово, что его пугало и заставляло откладывать на неопределенное время решение относительно долговременных отношений, ежели таковые сложатся. Последние несколько дней он не мог думать об Ирэн, не вспоминая при этом о своем распавшемся браке.
Было уже больше десяти вечера. Раз она не позвонила до сих пор, значит, сегодня уже не позвонит. Он понимал, что довольно глупо — сидеть и ждать, пока она позвонит. Почему бы ему самому не позвонить ей? Почему он ждет ее реакции вместо того, чтобы взять на себя инициативу?
Тарелка с сандвичами, бутылка вина и стакан находились в пределах досягаемости — нужно было только протянуть руку, телефон тоже был в пределах досягаемости — он стоял на маленьком столике рядом с креслом-качалкой. Он набрал номер. Ирэн тут же ответила:
— О, дорогой, как мило, что ты позвонил — я не знала, может быть, ты уже спишь, и не решалась звонить сама.
— Как там Сан-Пауло?
— Мне пришлось задержаться немного дольше, чем я планировала. Вернулась только сегодня днем и помчалась на работу. И еще даже не успела поесть. А ты?
— У меня имеется два бутерброда с копченой ветчиной и бутылка красного, и все это надо съесть.
— Если у тебя есть два сандвича, мы можем их честно поделить на двоих. Я могу принести еще вина.
Повесив трубку, Эспиноза еще некоторое время посидел в кресле-качалке у маленького балкончика, выходившего на сквер, посматривая то на дома на другой стороне площади, то на сандвичи с красным вином на столе и ожидая Ирэн. Если надо будет, они выйдут в магазин и купят все необходимое для нормального ужина. Но это не понадобилось. Ирэн захватила с собой не только бутылку вина — она привезла с собой хлеба, закуски и сыров, которых хватило бы на несколько вечеров. Эспиноза, увидев, как она выгружает из машины огромное число пакетов, поспешил вниз. Она выглядела счастливой, но он был уверен, что за этим скрывается какое-то беспокойство. Он не спрашивал ее ни о чем, пока они шли наверх, а подождал, пока они не сбросили пакеты и он не смог ее хорошенько разглядеть.
— Что-то случилось?
— Почему ты спрашиваешь?
— Потому что тебе не удалось это скрыть.
— Ничего особенного.
— Тебе по-прежнему плохо удается это скрывать.
— Это все глупости, я ведь тебе уже рассказывала.
— Насчет того, что у тебя чувство, будто за тобой следят?
— Да.
— Но за тобой не было «хвоста» на машине.
— Это не на машине. Я вообще не могу сказать, когда и где это происходит. Просто у меня ощущение, будто я вижу периодически какое-то определенное лицо. Самое противное, что я не могу понять, чье это лицо. Должно быть, я заметила кого-то, но даже не осознала, хотя где-то в памяти это зацепилось. Лицо какое-то незаметное. А ощущение крайне неприятное. Но это не должно помешать нашему свиданию.