Югославская трагедия
Шрифт:
— У него и жены есть?
— А как же. Одна в Хорватии, вторая осталась в России. Третья — в Словении.
— Ну и ну! Как это удалось узнать?
— Стратегическая разведка. Нас в данном случае интересует его увлечение Ольгой Нинчич. Девица она породистая, дочь королевского министра Момчилы Нинчича. Того самого, который по нашему совету устроил брак Александра Карагеоргиевича с матерью нынешнего короля Петра — бывшей румынской принцессой.
— А! Нефть!
— Вот, вот… Эта Нинчич — в общем немаловажная деталь.
— Великолепно!
— Нинчич — наш человек. Она же стража Ранковича при Тито. Только через нее можно попасть
— Ничего.
— Жаль… С ним трудно иметь дело. Нет у него к нам ни доверия, ни радушия. Боюсь, что с ним мы не уживемся… Итак, дальше о Тито. Властолюбив, тщеславен. Всегда стремится обратить на себя внимание; много заботится о своем туалете и внешности. Заметили? Выщипывает разросшиеся белесые брови, чтобы сделать их потоньше. Воображает, что его профиль вполне подходит для чеканки на монетах. Любит роскошь, золото, драгоценности…
— Что ж, у него здоровый вкус к жизни, — заметил Маккарвер.
— Жаден чрезвычайно.
— Значит, как говорят сербы, за соленой рукой пойдет, [53] — сказал Маккарвер.
— В пещере у него мягкие ковры, мягкие кресла, безделушки. Бокалы из дымчатого хрусталя. На днях он показывал мне кое-что из своих трофеев. Кольца, браслеты, бриллианты. Если б вы посмотрели при этом в его глаза! Надо сказать, Шерри, что более алчного взгляда я не встречал. Тоже важная для нас деталь. Но пойдем дальше. Ефрейтор увлекается рассуждениями Никколо Макиавелли. Нинчич подсунула.
53
Народное выражение. Намек на подкуп: овца идет за пастухом, если он манит ее рукой, обмакнутой в рассол.
— Стало быть, чужд предрассудков и пойдет на все ради власти?
— Давно уже идет на все с этой целью. Двулик, как Янус. Человек с богатыми актерскими данными. Эти данные, невидимому, и позволяют ему ловчайшим образом лавировать и переносить политические перемены и удары судьбы. У него огромное самомнение. Мнит себя чуть ли не балканским Бонапартом. Вообще стремится подражать монархам и великим людям — кое в чем Юлию Цезарю, кое в чем Наполеону. Этот жалкий пигмей копирует их привычки, походку, позы. Таскает с собой в чемодане маленький бюст Наполеона и при удобном случае ставит его на свой рабочий стол. Черта, достойная такого же поощрения, как и увлечение марксизмом у Пьяде. Вчера, между прочим, я увидел у Тито на вешалке рваную шинель, а в углу старые разбитые сапоги. И представьте, Шерри, я не ошибся, назвав эти предметы сувенирами — память о его «военных подвигах». Он в самом деле хранит их для будущего национального музея.
— Это что, всерьез?
— Абсолютно! — ответил Хантингтон. — Вообще наша задача — относиться к нему так, как будто он действительно герой Балкан, гениальный полководец и мудрый государственный деятель. Нам нужно подсказать и твердо заверить его в том, что он способен самостоятельно освободить не только Югославию, но и соседние страны, а затем создать великую Балкано-Дунайскую федерацию от Черного моря
— Грандиозная идея! — воскликнул Маккарвер. — Она родилась, конечно, в Штатах?
— Не совсем, — усмехнулся Хантингтон.
— И он, наш Тито, во главе этой федерации?
— Да. Этим самым мы утвердим свое политическое и военное руководство в будущем объединенном государстве с политическим центром в Белграде. Нам, очевидно, понадобятся территории, большие пространства как плацдармы для решения мировых задач, и для нас важно, чтобы эти пространства не делились, как соты, разными демаркационными линиями и границами.
— Воображаю, какую мину скорчат лайи, — засмеялся Маккарвер, — когда Тито начнет вдруг проявлять абсолютное понимание наших задач.
— Он уже и сейчас обнаруживает склонность к такому пониманию. Посол короля Петра, Косанович, — доверенное лицо Тито в Америке, через него он поддерживает негласную связь с нашим госдепартаментом. Думаю, что и после войны, придя к власти в стране, Тито сделает этого королевского посла своим представителем в Вашингтоне. А кстати, Косанович — старый друг Поповича.
— Вот как! — обрадовался Маккарвер. — Новая педаль, на которую вам следует нажимать!
— Попович и Косанович — оба поэты-сюрреалисты. Вместе кутили в парижских и белградских кафе-шантанах. Надеюсь, у нас в Нью-Йорке они найдут в будущем более приятные места для встреч и развлечений.
— Особенно в «Бриллиантовой подкове». [54] Хотя Попович и корчит из себя святошу, обиженного на весь род женский, потому что жена не захотела вернуться к нему из Белграда, а она, говорят, пикантная далматинка.
— Но вернемся к Тито, — перебил Хантингтон, с лукавым осуждением взглянув на подполковника. — В дополнение к тому, что я сказал, вам полезно будет знать мнение о Тито бригадного генерала Маклина.
Хантингтон достал из ящика стола мелко исписанные листки.
54
Крупнейший притон разврата в Нью-Йорке.
Маккарвер насторожился. Фитцрой Маклин! Этот экстравагантный английский делец совсем не то, что Баджи Пинч. Он может дать фору любому американскому разведчику. Маккарвер кое-что знал о похождениях Маклина в Москве, где тот в 1937 году работал в английском посольстве. Ох, и разбойник! Как багдадский калиф шнырял переодетым по рынкам и разным закоулкам, собирая всяческие слухи. А чего стоит его путешествие инкогнито по городам Советского Союза! Он ловко сумел выскользнуть в Новосибирске из вагона транссибирского экспресса и незаметно пересесть в поезд, идущий в Алма-Ату. После этого трюка он получил ранг второго секретаря посольства. Затем, орудуя в Иране, выкрал не угодившего Англии иранского генерала Захиди из его резиденции в Исфагане. Потом — новое обличье, новый ринг деятельности: Маклин — лейтенант шотландских стрелков в Северной Африке, в дальнейшем командир парашютной роты «Таинственная колонна»! Черчилль недаром доверил ему установить контакт с Тито. Маклин приземлился среди «джунглей» Боснии с кодаком, трубкой и англо-хорватским словарем в кармане всего лишь год тому назад, и вот в свои тридцать лет он уже бригадный генерал, глава англо-американской военной миссии, собутыльник Тито, пользующийся абсолютной свободой действий в Югославии!