Юлиан отступник (Христос и Антихрист - 1)
Шрифт:
– Ежели не умеете вы сами управлять собою - то вот я говорю вам, остерегая от худших зол: слушайтесь меня, галилеяне, и покоряйтесь!
Когда Юлиан спускался из Константинова атриума по ступеням широкой лестницы, направляясь для жертвоприношения в маленький, находившийся по соседству с дворцом, храм богини Счастья, Тихо подошел к нему седовласый, сгорбленный халкедонский епископ, Марис. Глаза у Мариса вытекли от старости; мальчик-поводырь вел слепца за руку.
Лестница выходила на площадь Августейон; внизу собралась толпа. Властным движением руки остановив императора, заговорил епископ старческим голосом, твердым и ясным:
– Внимайте, народы, племена, языки, люди всякого возраста, все, сколько есть теперь и гколько будет на земле! Внимайте мне. Высшие Силы, ангелы, которыми скоро совершено будет истребление Мучителя! Не царь Амморейский низложится, не Ог, царь Васанский, но Змий, Отступник, Великий Ум, мятежный Ассириянин, общий враг и противник, на земле творивший много неистовств, и в высоту говоривший. Слыши небо и внуши земле! И ты внимай пророчеству моему, кесарь, ибо сам Бог говорит тебе ныне устами моими. Слово Господне сжигает сердце мое - и не могу молчать. Дни твои сочтены. Вот еще немного - и погибнешь, исчезнешь, как прах, взметаемый вихрем, как роса, как свист пущенной стрелы, как удар грома, как быстролетная молния. Источник Кастальский умолкнет навеки,- пройдут и посмеются над ним. Аполлон станет опять безгласным идолом, Дафной - деревом, оплакиваемым в басне,- и порастут могильною травой низвергнутые храмы. О, мерзость Сеннахеримова! Так вещаем мы, галилеяне, люди презренные, поклоняющиеся Распятому, ученики рыбаков капернаумских и сами невежды; мы, изнуренные постами, полумертвые, напрасно бодрствующие и пустословящие .во время всеночных бдений, и однако же, низлагающие вас: "Где суть книжники, где суть совопросники века сего?" Заимствую сию победную песнь от одного из наших немудрых. Подай сюда свои царские и софистические речи, свои неотразимые силлогизмы и энтимемы! Посмотрим, как и у нас говорят неученые рыбари. Да воспоет со дерзновением Давид, который таинственными камнями низЛожил надменного Голиафа, победил многих кротостью и духовным сладкозвучием исцелял Саула, мучимого злым духом. Благодарим тебя. Господи! Ныне очищается церковь Твоя гонением. Се, грядет Жених! Мудрые девы, возжгите светильники! Иерея облеките в великий и нескверный хитон,- за1 Христа, наше одеяние брачное!
Последние слова он произнес нараспев, как слова богослужения. Потрясенная толпа ответила ему гулом одобрения. Кто-то воскликнул.
– Аминь!
Император выслушал до конца длинную речь с невозмутимым хладнокровием, как будто дело шло вовсе не о нем; только в углах губ выступала иногда усмешка.
– Ты кончил, старик?-спросил он спокойно.
– Вот мои руки, мучители! Вяжите! Ведите на смерть! Господи! приемлю венец!
Епископ поднял тусклые слепые глаза к небу.
– Не думаешь ли ты, добрый человек, что я поведу тебя на смерть?-произнес Юлиан.-Ошибаешься. Я отпУЩУ тебя с миром. В душе моей нет злобы против тебя.
– Что это? Что это? О чем он говорит?
– спрашивали в толпе.
– Не соблазняй! Не отступлю от Христа! Отыди, враг человеческий!-Палачи, ведите на смерть! Вот я!
– Здесь нет палачей, друг мой. Здесь все такие же добрые люди, как ты. Успокойся! Жизнь скучнее и обыкновеннее, чем ты думаешь. Я слушал тебя с любопытством, как поклонник всякого красноречия, даже галилейского. И чего тут только не было - мерзость Сеннахеримова, и царь Амморейский, и камни Давида, и Голиаф! Нет у вас простоты в речах. Почитайте нашего Демосфена, Платона и в особенности Гомера. Они, в самом деле, просты, как дети, мудры, как боги. Да, поучитесь у них ве
ликому спокойствию, галилеяне! Бог-не в бурях, а в тишине. Вот и весь мой урок, вот и вся моя месть - так как ты сам требовал мести.
– Да поразит тебя Господь, богохульник!..-начал было опять Марис.
– Господь не сделает меня слепым во гневе, а тебя зрячим,- возразил Август.
– Благодарю Бога моего за слепоту,- воскликнул старик; - не дает она очам моим видеть окаянное лицо Отступника!
– Сколько злобы, сколько злобы в таком дряхлом теле! Говорите вы все о смирении, о любви, галилеяне,а какая ненависть в каждом вашем слове!
– Я только что вышел из собрания, где братья, во имя Бога, готовы были растерзать друг друга, как звери, и вот теперь ты со своею необузданной речью. За что такая ненависть? Разве и я не брат ваш? О, если бы ты знал, как в это мгновение безмятежно и благосклонно мое сердце! Я желаю тебе всего доброго и молю олимпийцев, да смягчат они твою жестокую, темную и страдающую душу, слепец. Иди же с миром и помни, что не одни галилеяне умеют прощать.
– Не верьте ему, братья! Это хитрость, обольщение Змия! Видел еси. Господи, как Отступник поносит Тебя, Бога Израилева,- да не премолчиши!
Не обращая более внимания на проклятия старика, Юлиан прошел среди народа в своей простой белой одежде, озаренной солнцем, спокойный- и мудрый, как один из древних мужей.
Была бурная ночь. Изредка сияние луны проникало сквозь быстро несущиеся тучи и странно смешивалось с мерцанием молнии. Теплый ветер, пропитанный соленым запахом гнилых водорослей, хлестал иглами косого дождя.
К одинокой развалине на берегу Босфора подъехал всадник. Во времена незапамятные, когда жили здесь троянцы, это укрепление служило сторожевою башнею; теперь остались от нее только груды камней, поросших бурьяном, и полуразрушенные стены. Внизу была маленькая хижина, убежище от ненастья для заблудившихся пастухов и бродяг.
Привязав коня под защитой полуобвалившегося свода и раздвинув колючий репейник, всадник постучался в низенькую дверь: - Это - я. мэроэ, отопри!
Египтянка отворила дверь и впустила его во внутренность башни.
Всадник подошел к тускло горевшему факелу. Свет упал ему в лицо. То был император Юлиан.
Они вышли. Старуха, хорошо знавшая это место, вела его за руку.
Раздвигая жесткие стебли мертвого чертополоха, отыскала низкий вход в расщелине, между скалами. Они спустились по ступеням. Море было близко; грохот прибоя потрясал землю; но каменные стены защищали от ветра. Египтянка выбила огонь.
– Вот, господин мой, лампаду и ключ. Поверни его в замке два раза. Дверь в монастырь открыта. Если встретишь привратника - не бойся, Я подкупила. Только смотри, не ошибись: в верхнем проходе тринадцатая келья налево.
Юлиан отпер дверь и долго спускался по крутому наклону с широкими ступенями из древнего плитняка. Скоро подземелье превратилось в такую узкую щель, что два человека, встретившись, не могли бы разойтись. Потайной ход соединял некогда сторожевую башню с укреплением на противоположном берегу залива, а теперь-покинутую развалину с новым христианским монастырем.
Юлиан вышел из подземелья высоко над клокочущим морем, между острыми скалами, изъеденными прибоем, и начал взбираться по узким ступеням, высеченным в скале. Дойдя до самого верха, увидел кирпичную ограду. Она была сложена неровно - многие кирпичи выдавались. Опираясь на них ногой, хватаясь руками, можно было перелезть в крошечный монастырский садик.
Он вступил в опрятный двор. Здесь все дышало спокойствием. Стены были затканы чайными розами. В бурном теплом воздухе цветы пахли сильно и тревожно.
Ставни на одном из нижних окон изнутри не были заперты. Юлиан тихонько отворил их и влез в окно.
В лицо ему дохнул спертый воздух монастыря. Пахло сыростью, ладаном, мышами, лекарственными травами и свежими яблоками, которые запасливые монахини хранили в кладовых.
Император ступил в длинный проход; по обеим сторонам был ряд дверей.