Юлиан отступник (Христос и Антихрист - 1)
Шрифт:
Он целовал его ноги; оба раба также упали лицом на землю, повторяя: - Слава, слава, слава!
– Что же делать с кораблями?-сказал Юлиан задумчиво, как будто про себя.-Покинуть без войска в добычу врагам или остаться при них?..
– Сожги!
– шепнул Артабан.
Юлиан вздрогнул и посмотрел ему в лицо пытливо.
– Сжечь? Что ты говоришь?..
Артабан поднял голову и впился глазами в глаза императора:
– Ты боишься-ты?.. Нет, нет, люди боятся, не боги! Сожги, и ты будешь свободен, как ветер: корабли не достанутся в руки врагам, а войско
– А если ты лжешь? Если я читаю в сердце твоем, что ты лжешь?-воскликнул император, одной рукой схватив перса за горло, другой занося над ним короткий меч.
Гормизда вздохнул с облегчением.
Несколько мгновений молча смотрели они друг другу в глаза. Артабан выдержал взгляд императора. Юлиан почувствовал себя еще раз побежденным обаянием этих глаз, умных, дерзких и смиренных.
– Дай мне умереть, дай мне умереть от руки твоей, если не веришь!
– повторял перс. Юлиан вложил меч в ножны.
– Страшно II сладко смотреть в очи твои,- продолжал Артабан.- Вот лицо твое, как лицо бога. Никто еще этого не знает. Я, я один знаю, кто ты... Не отвергай раба твоего, господи!..
– Посмотрим,-проговорил Юлиан задумчиво.Я ведь и сам давно уже хотел идти в глубину пустыни, искать битвы с царем. Но корабли?..
– О, да,-корабли!-встрепенулся Артабан.-Надо скорее выступить, в эту же ночь, до рассвета, пока темно, чтобы враги из Ктезифона не увидели... Сожжешь? Юлиан ничего не ответил.
– Уведите и не спускайте глаз с него,-приказал император, указывая воинам на перебежчика.
Возвращаясь в палатку, Юлиан на мгновение остановился у двери и поднял глаза:
– Неужели?.. Так просто, так скоро? Воля моя, как воля богов: не успею подумать - и уже исполняется...
Веселье в душе его росло и подымалось, как буря. С улыбкой приложил он руку к сердцу, так сильно оно билось. Озноб все еще пробегал по спине, и голова немного болела, как будто он весь день провел на слишком ярком солнце.
Призвав к себе в шатер полководца Виктора, старика, слепо преданного, вручил он ему золотой перстень с императорской печатью.
– К начальникам флота, комесам Константину и Люциллиану,- приказал Юлиан.- До рассвета сжечь корабли, кроме пяти больших с хлебом и двенадцати малых для переправочных мостов. Малые взять на подводы. Остальные сжечь. Кто будет противиться, ответит головой. Сохранить все втайне. Ступай.
Он дал ему клочок папируса, быстро написав на нем несколько слов - лаконический приказ начальникам флота.
Виктор, по своему обыкновению, ничему не удивляясь и не возражая, молча, с видом бесстрастного послушания, поцеловал край императорской одежды и пошел исполнять приказание.
Юлиан созвал военный совет, несмотря на поздний час. Полководцы собрались в шатер, мрачные, втайне раздраженные
Все восстали, заговорили сразу, почти не скрывая, что замысел этот кажется им безумным. На суровых лицах старых умных вождей, закаленных в опасностях, выражались утомление, досада, недоверие. Многие возражали с резкостью:
– Куда идем? Зачем?-говорил Саллюстий Секунд.Подумай, милостивый кесарь: мы завоевали половину Персии; Сапор предлагает тебе такие условия мира, каких цари Азии не предлагали ни одному из римских победителей - ни Помпею Великому, ни Септимию Северу, ни Траяну. Заключим же славный мир, пока не поздно, и вернемся в отечество...
– Солдаты ропщут,- заметил Дагалаиф,- не доводи их до отчаяния. Они устали. Много раненых, много больных. Если ты поведешь их дальше в неведомую пустыню, нельзя отвечать ни за что.- Сжалься! Да и тебе самому пора отдохнуть: ты устал, может быть, больше всех нас...
– Вернемся!-заключили все.-Далее идти-безумие!
В это мгновение послышался глухой, грозный гул за стеною палатки, подобный рокоту далекого прибоя. Юлиан прислушался и тотчас понял, что это - возмущение...
– Вы знаете волю нашу,- проговорил он холодно, указывая полководцам на выход,-она неизменна. Через два часа мы выступаем. Смотрите, чтобы все было готово.
– Блаженный август,-произнес Саллюстий спокойно и почтительно, но слегка дрогнувшим голосом,- я не уйду, не сказав тебе того, что должен сказать. Ты говорил с нами, равными тебе не по власти, но по доблести, не как ученик Сократа и Платона. Мы можем извинить слова твои только минутным раздражением, которое омрачает твой божественный ум...
– Ну, что ж,- воскликнул Юлиан, усмехаясь и бледнея от сдержанной злобы,- тем хуже для вас, друзья мои: значит, вы-в руках безумца! Только что приказал я сжечь корабли - и повеление мое исполняется. Я предвидел ваше благоразумие и отрезал последний путь к отступлению. Да, теперь жизнь ваша - в руках моих, и я заставлю вас поверить в чудо!..
Все онемели: только Саллюстий бросился к Юлиану и схватил его за руку.
– Этого не будет, кесарь, ты не мог!.. Или в самом деле?..
Он не докончил и выпустил руку императора. Все вскочили, прислушиваясь.
Крики воинов за полотняною стеною палатки становились все громче и громче; мятежный гул их приближался, как будто летела буря по верхушкам леса.
– Пусть покричат,-произнес Юлиан спокойно.Бедные, глупые дети! Куда они хотят уйти от меня? Слышите? Вот зачем я сжег корабли - надежду трусов, убежище ленивых. Теперь нам уже нет возврата. Свершилось. Нам нечего ждать, кроме чуда! Теперь вы связаны со мной на жизнь и смерть. Через двадцать дней Азия в руках моих. Я окружил вас ужасом и гибелью для того, чтобы вы победили все и сделались подобными мне. Радуйтесь! Я поведу вас, как бог Дионис, через весь мир,- вы победите людей и богов, и сами будете, как боги!..