Юми и укротитель кошмаров
Шрифт:
Он не смутит их.
Ну да.
Безусловно, именно это его и волновало.
Служанки отложили мыло и принялись раздевать его, ведь так было положено. Если вы вдруг окажетесь в похожей ситуации, то самое время сказать «стоп». Не важно, если вы являетесь героем книги, если на кону судьба мира или если происходящее – всего лишь результат глупости. Не позволяйте никому вас раздевать, если вы против.
Художник же твердо настроился помочь Юми. Не напортачить, как он изрядно напортачил в своей настоящей жизни. Поэтому он пытался вести себя как ни в
– У тебя, похоже, большой опыт, – потупив взгляд, прошептала Юми. – Столь прославленному и почитаемому герою наверняка не впервой оказываться в такой ситуации… с женщинами.
– Ну… – вырвалось у Художника, и служанки подозрительно покосились на него. – Я говорю с духом, – сказал он им. – Пожалуйста, не обращайте внимания.
Они нахмурились, но продолжили стягивать с него одежду.
– Мне это… в новинку, – произнесла Юми. – Не мог бы ты отвернуться?
Ой! А ведь и правда мог бы.
Возможно, вы сердитесь на Художника за то, что он не догадался это сделать раньше, как, безусловно, подобает джентльмену. Но не забывайте, что все происходящее было для него полной неожиданностью. Непросто быть учтивым, когда все вокруг не слишком учтиво обходятся с тобой.
Не обязательно быть джентльменом. Достаточно не быть извращенцем. Поэтому Художник закрыл глаза.
Служанки завели его в воду, которая показалась теплой. И это они называют холодным источником? Его начали натирать ритуальным мылом и не разбежались с криками, обнаружив некоторые непредвиденные части тела. Поэтому Художник предположил, что иллюзия – или как ее еще можно назвать? – работает идеально, обманывая даже тех, кто прикасается к нему.
Он постарался расслабиться. Служанки не видят его истинного облика, поэтому стыдиться нечего. Художник подумал, что Тодзин наверняка был бы счастлив, оказавшись на его месте. Уж он-то не упустил бы возможности похвастаться мускулами. Впрочем, кто знает, может, Тодзин и так регулярно моется с женщинами. По крайней мере, Аканэ на него так и вешается.
Да, Тодзину бы понравилось. Художник размышлял, не попробовать ли и ему получить удовольствие. Разве не так поступил бы великий герой? Можно повернуться к Юми спиной и вдоволь поглазеть на служанок.
Но от этой мысли ему стало противно. Служанки не знают, кто он на самом деле. Пялиться на них было бы неправильно.
«Вот трус, – подтрунивал над ним внутренний голос. – А если это просто сон? Наслаждайся!»
Но… так или иначе, он не мог. Юми по своей воле вошла в воду, зная, кто он. Служанки – дело другое. Поэтому он продолжил мыться с закрытыми глазами. На беду, Художник потерял равновесие и поскользнулся. Его глаза невольно открылись.
Он увидел перед собой Юми. Та с любопытством разглядывала его талию – точнее, то, что было чуть ниже талии. Обнаружив, что он смотрит, девушка пискнула и зажмурилась.
– Прости. Прости, прости, прости! – воскликнула она. – Я не хотела! Я…
– Ничего. – Он снова закрыл глаза. – Понимаю, ситуация непростая.
Художник не лукавил. Он ведь и сам, по сути, не без греха.
Когда служанки закончили намыливать его, он опустился в воду и случайно задел рукой Юми. Тело вновь налилось теплом. Тепло переполняло его и даже тяготило.
Но на этот раз вместе с теплом он почувствовал эмоции. Эмоции Юми. Он ощутил ее страх, смущение, стыд. Глубинный ужас от осознания того, что происходящее крайне греховно, но исправить это она не в силах.
В свою очередь, Юми обнаружила примерно то же самое в Художнике, пусть и приняла щит, которым он закрывал свою природную застенчивость, за самоуверенность. Она ощутила его смятение и смущение, бурлящие под поверхностными эмоциями, как магма под земной корой.
Разорвав прикосновение, оба почувствовали себя лучше. Ситуация была ужасно неловкая, но в тот миг каждый понял, что не одинок в своем бескрайнем смущении и переживать его можно вместе. События не становятся менее травмирующими от наличия компании, но справиться с потрясением легче, когда знаешь, что тебя кто-то понимает.
Служанки окунули Художника с головой, и он, по указанию Юми, постарался продержаться требуемое ритуалом время. После этого служанки вышли из источника, чтобы обсушиться и приготовить тобок для йоки-хидзё. На это им требовалось несколько минут. Оставшись наедине с Юми, Художник откинул голову и расслабился в теплой воде, не открывая глаз. Его рука дрейфовала на поверхности – в глубине души он надеялся еще раз дотронуться до Юми.
– Я искренне прошу прощения, – прошептала она где-то рядом. Значит, не вышла из воды. – У меня… мало опыта… с мужчинами. В мое обучение это не входит.
– А в чье входит? – ответил он.
– Не знаю, – сказала Юми. – А ты в юности вел обычную жизнь? До того, как стать героем?
– Смотря что считать обычным. Я бы сказал, что по большей части моя жизнь непримечательна. А твоя? С тобой давно такое проделывают?
– С младенчества. С того дня, когда меня выбрали духи. – Юми взяла паузу. – Тебе, наверное, кажется, что это пытка, но на самом деле – великая честь. Моя служба крайне важна для людей. Без йоки-хидзё наше общество не смогло бы существовать. Тысячи умерли бы с голоду.
Художнику захотелось поддержать ее, он уже настолько вжился в образ героя и так твердо решил следовать идеалам, что подобрать соответствующие героическому статусу слова было непросто. Впрочем, чем дольше он находился в воде рядом с Юми, тем более интересным по сравнению с прежней жизнью казался ему этот чужой мир.
Вы, наверное, заметили отличия от многих других историй. Художник не колебался, не стремился вернуться к прежней жизни. Что хорошего он оставил дома? Его в самом деле прельщала перспектива помочь Юми.