Юми и укротитель кошмаров
Шрифт:
У нее заурчало в животе.
Юми не обратила на это внимания и принялась составлять посуду. Заметьте, не просто так. Она не складывала тарелки от большей к меньшей. Нет, она строила церемониальные конструкции высочайшего уровня сложности. И строила их не без мстительной радости.
Художник зачарованно наблюдал, как стопка посуды все растет и растет. Затем присел, не сводя глаз с мисок, балансирующих на собственных ребрах и на майпонских палочках, из-за чего казалось, будто сооружение стоит на шатких сваях. Но если бы вы дотронулись до этой посудной
– Ого! – вырвалось у Художника.
Юми не обратила на него внимания. Она ждала и молилась в надежде, что духи заметят ее творение и объявятся. Поделятся мудростью, объяснят, что же им нужно. Зачем ее отправили в это жуткое место? Зачем вместо героя прислали обманщика?
Но духи не явились. Нестерпимый голод вытеснил все остальные чувства.
– Мне нужно поесть, – сказала она.
– В буфете рисовые хлебцы. – Художник махнул рукой. – Лапша быстрого приготовления. Ее можно и сырой погрызть. Я частенько так делаю.
Юми последовала его пространным указаниям. Еда, завернутая в странную гладкую материю, о происхождении которой изнемогающая от голода Юми даже не задумалась, представляла собой довольно противную хрустящую субстанцию, словно нормальную еду надолго забыли на горячей земле.
Она все равно сгрызла хлебец, затем взяла еще пять – все, что осталось, – вернулась к столу и продолжила есть. Почему духи не отвечают? Неужели в этом мире их нет? Или они проигнорировали ее подношение?
Или… все еще хуже и духи отняли ее дар, упразднили ее статус йоки-хидзё? Такая возможность внушала страх.
– Потрясающе. – Художник все глазел на башню. – Как тебе удается (высоким стилем) ставить их ребром на ребро?
– Я тут ни при чем, – буркнула Юми в паузе между пережевыванием непривычной пищи. – Это духи благословили меня своим умением. Я ничто. Просто вместилище их воли.
– Послушай, – сказал Художник, – прости, что…
– Не хочу больше слышать ни твою ложь, ни твои извинения, – отрезала Юми. – Пожалуйста, держи их при себе.
– Как скажешь.
Секундой спустя дом содрогнулся (он часто дрожал, когда мимо проезжал автобус), и этого хватило, чтобы нарушить балансировку башни. Деревянные и керамические миски рухнули на пол. Даже в своем текущем рассеянном состоянии Юми поразилась, что ничего не разбилось.
– Прости, – снова прошептал Художник.
– Конструкции нестабильны, – ответила Юми, – если не благословлены духами. Мои… возможно, больше никогда не благословят…
Она смахнула с губ крошки и обхватила себя руками, словно сжимаясь, полностью прячась в диковинной одежде. Ей захотелось исчезнуть.
Но духи выбрали ее не из-за слабости. Нужно верить – хотя бы притворяться, – что ситуацию можно исправить.
– Тогда… что теперь? – спросил Художник. – Не сочти за претензию, но ты практически лишила меня шансов закадрить Аканэ. Я не один месяц потратил, чтобы восстановить наши отношения. Не хотелось бы, чтобы из-за тебя вся моя жизнь пошла под откос.
– Ко мне явились духи, – ответила Юми, – и попросили помощи. Следует верить, что они уготовили мне нечто особенное, независимо от того, что я вижу и чувствую. Но почему они выбрали в помощники тебя?
– Вот уж не знаю, – ответил он (низким стилем), затем выпрямился и тяжело вздохнул. – Понять бы, сколько времени я потерял. Показалось, что я провел на твоей планете всего лишь пару часов, а бригадир сказал, что я целый рабочий день пропустил.
– Как вы тут определяете, какой сейчас день? – спросила Юми. – По звездам?
– Хочешь сказать, по звезде? – уточнил Художник. – В нашем небе только твою планету видно, и по ней ничего определить нельзя, хоть бы я прямо сейчас на нее взглянул.
Художник встал и подошел к какой-то стеклянной штуковине на стене. Хотел к ней прикоснуться, но рука прошла насквозь, и он что-то пробурчал. – Совсем забыл. Подойди и покрути вот эту ручку.
Юми покрутила, и за стеклом появились две светящиеся линии – бледно-пурпурная и голубая. Они завибрировали и заизгибались, после чего приняли очертания… людей? Да, крошечных людей, не больше двух футов ростом, но удивительно детализированных. Люди – голубая женщина и сиреневый мужчина – заговорили между собой, и Юми услышала их сквозь стекло.
– А твой брат? – спросила женщина, беря мужчину за руку.
Изображение стало еще более четким, сфокусировалось на ее лице, которое удивительным образом было нарисовано одной непрерывной линией.
– Что он скажет?
– Ли? С чего мне (низким стилем) считаться с его мнением? Я сам себе хозяин. Как иначе?
– Ага, – произнес Художник. – «Ночной досуг». Значит, сейчас вечер средника. Это новая серия, я ее еще не смотрел. Получается, я не вышел на работу вчера вечером, а сегодня бригадир явился меня проведать.
Юми уселась на полу, округлившимися глазами уставившись на подвижные линии.
– Что случилось с этими людьми? Почему они превратились в светящиеся черточки?
Художник усмехнулся:
– С ними все в порядке. Это актеры. Знаешь, как в театре. Ты ведь бывала в театре?
Юми отрицательно помотала головой.
– Слишком легкомысленное развлечение для йоки-хидзё, – прошептала она. – Но я слышала про театр.
– Ты вообще хоть когда-нибудь отдыхаешь?
– У меня много свободного времени для медитации и молитв.
– А для развлечений?
– Если я буду тратить время на развлечения, многие люди умрут с голоду, – ответила Юми, не сводя глаз со световых фигур. – Как этим актерам такое удается?
– Они стоят в другом месте, – начал объяснять Художник, – и их проецируют на хионные линии. Ух… На самом деле я толком не знаю, как это работает. По типу фотографии?
Юми тупо посмотрела на него.
– Понятно, – сказал он, – у вас и этого нет. Тогда… представь пару людей в комнате. Они играют по сценарию. А эти линии копируют их действия, и любой житель города, у кого есть хионный приемник, может на это смотреть.