Юнона
Шрифт:
— Не помню. У меня вообще туго с историей.
Они замолчали.
— Плохо, что монолит, — вдруг сказал Том. Судя по голосу, он тоже лежал, закрыв глаза. — Завтра трудно будет. Я надеялся на естественные трещины.
— Застывшее озеро?
— Маловато для озера. Скорее чаша.
Они опять замолчали.
— Как ты думаешь, успеем до захода солнца? — спросила Нэлл минут через пять.
— Должны успеть. Мне еще третье «Крыло» в атмосферу Юпитера закидывать.
Нэлл вспомнила дивной красоты фильм, снятый вторым «Крылом». Темно-голубое небо, нежно-кремовые
— А второе «Крыло» тоже ты сажал? — спросила она.
— Второе «Крыло» сажала Креата Арнольда Орбильяни по прозвищу Кракатау. Чудесная была тетка, ругалась — я раньше такое только от филологов слышал, — он вздохнул.
— Была?
— Была. То есть она еще жива, но в космос больше не полетит. Рак.
— Мне очень жаль, — сочувственно сказала Нэлл.
— Никто не знает дня и часа, — не очень понятно сказал Том.
— Это ты о чем?
— Это я о смерти.
Они снова замолчали, и надолго. Цветные пятна перед закрытыми глазами постепенно сменились тихим мельтешением вечно меняющегося коричневого узора, в котором Нэлл напрасно пыталась увидеть что-то постоянное. Писк в ушах затих. Зато желудок вспомнил, что он давно пуст, и заявил о своем существовании.
— Может, сходим поужинать? — спросила Нэлл.
— Отличная мысль, — отозвался Том.
Нелл вышла из комнаты и пошла по изогнутому коридору, все время на дне буквы U. Вся громада станции была вверху, над ее головой, а под ногами на расстоянии чуть меньше метра начинался космос — беззвучная ледяная пустота. На несколько секунд Нэлл захлестнуло острое чувство одиночества и беззащитности, и она прибавила шагу.
В кают-компанию они с Томом вошли практически одновременно. Зал был пуст, только у стены в гордом одиночестве сидел Дэн Венфорд и доедал рагу. Вид у него был утомленный.
— Приветствую, коллеги, — сказал он. — Что-то вы сегодня поздно.
— Аналогично, — сказал Том.
Они взяли по контейнеру с ужином и подсели к Дэну за столик.
— Как дела в аду? — спросил Том.
— Да не очень, — вздохнул Дэн. — Двое суток пытаемся реанимировать пятнадцатый Ио-Орбитер, и все без толку. А ведь он только четыре месяца отработал.
— Ну, это еще ничего, — заметил Том.
— А почему в аду? — не поняла Нэлл.
Дэн обратил к ней покрасневшие глаза. Нэлл подумала, что для северного блондина у него довольно странный разрез глаз — не азиатский, конечно, но и не вполне европейский.
— В христианской традиции считается, что ад — место вечного пламени. Японцы считают, что ад — ледяная равнина. Ио сочетает в себе свойства их обоих. Лютый холод на поверхности, бурные вулканические извержения и вокруг сплошные соединения серы.
— Плюс радиация, убивающая любой орбитер максимум за полгода, — добавил Том.
— Да, поэтично, — согласилась Нэлл.
— И что теперь? — спросил Том.
—
Дэн поднял перед собой стакан с соком, как бокал с вином, и печально сказал:
— Мир сплавам его.
— Аминь, — отозвался Том.
Они выпили по глотку сока, и Нэлл снова принялась за рагу.
— Ну, а вы что расскажете, господа воры? — спросил Дэн после паузы.
— Воровать будем завтра, сегодня уже сил нет, — ответил Том.
— И это правильно. Любое преступление должно быть тщательно подготовлено.
Нэлл посмотрела на него подозрительно.
— Это тебя Гринберг завел? — спросила она.
— Да, Гринберг очень возмущался в кулуарах, — сообщил Дэн задумчиво. — Как только узнал, что вашу тему утвердили. Можно сказать, рвал и метал.
— Ну а сам ты что думаешь? Помимо Гринберга.
Дэн поставил на столик пустой стакан.
— Да ничего я не думаю, — ответил он. — Спектр возможных вариантов простирается от минус до плюс бесконечности. Может, прилетит галактическая полиция и отшлепает нас по попе. А может, через год Гринберг сам будет смеяться над своими страхами, как смеялись первооткрыватели пульсаров и космических мазеров.
— Может, это эгоистично, но я бы предпочла полицию, — сказала Нэлл.
— Вот поэтому Гринберг и бесится, — он поднялся. — Ладно, коллеги, пойду пыхтеть над отчетом. Надо с миром похоронить пятнадцатый Ио-орбитер.
Она проснулась среди ночи с лицом, мокрым от слез. Липкий кошмар таял, погружался в небытие, и через несколько секунд она уже не могла вспомнить, что же именно ей снилось. Кроме Элли.
На душе было пакостно. Нэлл пару минут лежала, глядя в темноту, потом включила свет. Половина четвертого на часах — ни туда, ни сюда. Она выбралась из спальника, пятнадцать раз отжалась от пола, умылась холодной водой. Потом села в ложемент и надела шлем.
На панели «кейки» в прямом доступе значился только Алекс Зевелев, сегодняшний дежурный по станции. Все остальные были в глухом оффлайне. Нэлл переключилась на потоковое видео с Виночерпия. Все было как и восемь часов назад, только солнце еще немного склонилось к западу, а длинная тень Четырнадцатой удлинилась еще на чуть-чуть. Не так уж много времени у них осталось…
В наушнике звякнуло.
— Миссис Сэджворт, у Вас проблемы? — спросил Зевелев.
— Нет, все в порядке. Просто не спится, — ответила Нэлл.
— Неспокойная совесть уснуть не дает?
По его тону было непонятно, шутит он или говорит серьезно.
— Просто не спится, — повторила Нэлл.
— А я сейчас читаю последнюю статью группы Альвареса. Вы не следите за их работой?
Ему явно хотелось поболтать — и Нэлл почувствовала прилив благодарности, как будто в давящей тьме кто-то посветил ей фонарем.
— Даже не знаю, о чем идет речь, — дружелюбно заявила она.
— О стимуляции мозга терагерцовым мазером.
Нэлл вспомнила гневные тирады Мэри Митчелл и сообразила, о ком он говорит.