Юность атамана
Шрифт:
Став не более чем простым орудием в руках польских властей, реестровые казаки утратили свободу действий и превратились в обыкновенных панских охранников, наймитов. Они потеряли не только возможность действовать самостоятельно, но и едва не утратили связь с основным казацким обществом, сконцентрированным на Сечи. Авторитет реестровиков, как защитников Отчизны, в глазах народных масс неуклонно снижался, в то время как походы запорожцев в Крым и Турцию увеличивали славу запорожского войска и создавали рыцарский ореол вокруг тех казаков, которые прежде были выписаны из реестра или не попали в него. Морские походы приносили, что немаловажно, большую добычу, которая также оседала на Запорожье. Не случайно к концу 20-х годов Запорожская Сечь вновь, как и в начале века, стала тем притягательным центром, к которому стремились все казаки, в том числе и часть реестровиков. Возрастание роли Запорожья объективно не устраивало и гетманское окружение, и польское правительство, опасавшееся укрепления роли низовиков.
После гибели Дорошенко и возвращения реестровиков из Крыма, ими был избран новый гетман Григорий Саввич Чорный, который уже раньше в 1624 году также некоторое время обладал гетманской булавой, а в 1628 году вместе с Михаилом Дорошенко возглавлял поход против Джанибек Гирея. Чорный пользовался поддержкой у старшины реестрового войска, значных казаков и той части реестровиков, которых вполне устраивало служение Речи Посполитой.
Не согласные с политикой и взглядами Чорного запорожцы на Сечи избрали своим вождем Тараса Федоровича, выразителя интересов не только беднейших слоев населения, но и значительной части реестрового казачества, так называемой черни. Тарас стоял за отделение Малой Руси от Польши и переход в подданство московского царя.
Оба предводителя казаков рассылали свои универсалы по южнорусским городам, пытаясь привлечь население и казаков каждый на свою сторону.
Опасаясь нового казацкого восстания, польское правительство, которому еще памятна была Куруковская война, в начале 1630 года приняло решение разместить в Киевском воеводстве дополнительные войска, усилив находившуюся там группировку польного гетмана коронного. В связи с этим в народе прошел слух, инспирированный, как говорили многие, архимандритом киево-печерским Петром Могилой, что эти войска идут для истребления веры православной и самих казаков.
Среди реестровых казаков возникло волнение. Срочно собранная на Масловом Броде черная рада обвинила Григория Чорного в предательстве. По приговору войскового суда он в марте того же года был казнен, а реестровики, решив противостоять введению дополнительного контингента коронных войск в Киевщину, обратились за поддержкой к Запорожской Сечи.
В начале апреля Тарас созвал раду, на которой это послание реестровиков было оглашено. Серко тоже принял в ней участи, хотя, как не полный еще товарищ (менее трех лет прослуживший в Войске) голосовать не мог. На раде было решено выступить всем Запорожьем на помощь реестровикам на защиту святой веры и казацких вольностей.
Нельзя сказать, что Иван с большим воодушевлением воспринял это решение. Сам выходец из мелкопоместной шляхты, он особых ущемлений от поляков не испытывал. Во времена гетманства Сагайдачного униаты в Южной Руси также присмирели и отправлению православной веры особенно не препятствовали. Позднее Серко оказался на Дону и Сечи, и о том, что происходило на Киевщине и Брацлавщине знал лишь по слухам. Своими исконными врагами он считал турок и татар, а не поляков и не видел особых причин воевать с ними. Но не подчиниться решению сечевого товарищества он также не мог, поэтому в составе Брацлавского куреня, которым командовал Федор Богун, вместе с остальными выступил из Сечи.
Была ранняя весна и многие запорожцы еще оставались в городах и паланках на волости, присоединяясь к Войску на марше. Ряды восставшего казачества пополнила и значительная часть беглых крестьян.
Между тем, польный гетман Станислав Конецпольский, узнав об убийстве гетмана реестрового казачества Чорного, расценил это, как начало мятежа и выступил со своим войском против реестровиков, часть которых сосредоточилась в Переяславле, готовясь к обороне и рассчитывая на поддержку запорожцев.
В это время более, чем двадцатитысячная армия Тараса Федоровича, который объявил себя единственным гетманом Украины, подошла к Корсуню, где произошли первые столкновения с коронными войсками, а затем, переправилась на левый берег Днепра и соединилась с реестровиками у Переяславля. Теперь в распоряжении гетмана Федоровича имелось уже почти тридцатитысячное войско. Заняв выгодное положение между Трубежом и Альтой, Тарас предъявил Конецпольскому ультимативное требование вывести из Южной Руси коронные войска, выдать сторонников Чорного, перешедших на сторону поляков и отменить Куруковский договор, ограничивший казацкий реестр шестью тысячами человек.
Гетман польный коронный Станислав Конецпольский, занимавший эту должность с 1618 года, уже в то время обладал солидным опытом военачальника. С 1620 года после гибели великого коронного гетмана Жолкевского в сражении у Цецоры, должность коронного гетмана оставалась вакантной, и Конецпольский на протяжении десяти лет, по существу являлся, главнокомандующим всеми вооруженными силами Республики. Хотя ему пришлось участвовать в Куруковской войне, непримиримым врагом казачества он не был, отдавая должное тому вкладу в охрану и оборону рубежей Речи Посполитой, который они вносили уже добрых полстолетия. Но и терпеть казацкое своеволие он намерен не был.
Ознакомившись с ультиматумом Тараса Федоровича, польный гетман в ответном письме предложил ему сдаться, распустить войско и повиниться, гарантируя в таком случае снисхождение всем принимавшим участие в мятеже. Словом, переговоры закончились ничем, и коронные войска приступили к осаде казацкого лагеря. Силы сторон были практически равны, но Федорович, еще находясь в Запорожье направлял во все окрестные села и местечки универсалы с требованием присоединяться к казакам. Его призывы находили отклик у народных масс и вскоре по обе стороны Днепра заполыхали зарницы народного восстания.
Глава десятая. Лисянка
Но несколько раньше, еще в первых числах мая сразу после сражения у Корсуня, после которого запорожцы стали отходить к Переяславлю на соединение с реестровиками, Конецпольский пригласил к себе коронного стражника Самуила Лаща, который командовал дополнительным контингентом польских войск, прибывших из Великопольши ему в помощь. Польный гетман издавна покровительствовал коронному стражнику, который был лет на десять старше его. Во многом благодаря этому покровительству, Самуил Лащ и приобрел известность в истории Польши как одиозная фигура, символ панского своеволия и вседозволенности. Позднее он прославился тем, что приказал подбить свою шубу вынесенными в отношении него многочисленными судебными приговорами.