Юность Моисея
Шрифт:
Такой мудростью не пользовалось ни одно правящее сословие, ни в одном государстве, и оккультизм никогда не спасёт Египет от гибели. Лишь когда человек познает путь к Единому Богу, его ожидает победа над всеми злобными силами этого мира.
Но даже победа придёт не сразу. А если не придёт вовсе, то человечество вымрет, уничтожит себя собственными руками, позволяя себе разгульную жизнь и пиры на собственных похоронах. Опять же все будут думать, что так и надо! Ты же знаешь, у Египта всегда был и будет только один фараон. Сейчас это твой отец, а за ним придёшь ты. Во все времена власти жаждут многие и чаще всего недостойные. И ныне, и в будущем многие жрецы всегда стремятся
Но на земле один фараон. Значит, и на небе только одни Бог, хотя многие демоны стремятся стать учителями Создателя. А чему они могут научить? Вот посмотри. Сколько добра сеет вокруг Исида, супруга Осириса, сколько благоденствия приносит она людям, когда не разгневана! И сколько бед может принести она же какому-нибудь неповинному, попадись ей тот под горячую руку?
Божественное ли это создание, коли гнездятся в её душе радость и страдание, благодать и гнев? Ведь Бог никогда не творит зла, иначе Он не создавал бы этот беспутный мир, демонам на потеху. Поэтому все наши божества лишь сотворение человеческого ума и чувства, что где-то есть Настоящий Бог, а кто Он? И человек часто рисует для себя идола или поклоняется попавшемуся под руку демону.
Поэтому в Египет пришло поклонение животным, которых человек почитает всю свою жизнь и без которых не видит будущего. Поэтому иногда возникают войны между нашими городами, жители которых поклоняются разным богам, но боги ли это? Ведь настоящий Бог никогда не дарил зла человеку. Это происки демонов, возникших от того же Всевышнего, но смешавшие в себе непримиримые друг с другом вещи. Ведь не может день смешаться с ночью или Луна заменить Солнце. Каждая вещь хороша сама по себе, но, ежели смешать их, то получится страшная буря, приносящая зло человеку.
— Откуда ты это знаешь, о, Хозарсиф? — глаза Менефты смотрели на брата с нескрываемым любопытством. — Ведь ты ещё даже не посвящённый!
— Жрец Отой, наставник матери, стал и моим наставником, — пожал плечами юноша. — Мудрость земли не умирает с народом или государством, и переходит к посвящённым…
— Смотри! Рабы несут сюда носилки! — перебил его Менефта. Он даже непроизвольно схватил брата за руку.
Беседуя, молодые люди неприметно вышли на площадь к ограждённым пилонами воротам храма. Навстречу им восемь нубийцев несли носилки, балдахин которых был покрыт шелками с золотой вышивкой. В таких носилках могла путешествовать только особа знатного рода, и царевичу показалось, что он видел уже такие носилки. Хоть ничего в этой встрече неожиданного не было, но и показываться родственникам вместе с Хозарсифом царевичу явно не хотелось.
— Кажется, это твоя мать, — добавил Менефта, и оба юноши склонились до земли, приветствуя сестру владыки Египта.
Носильщики осторожно опустили носилки прямо посредине Серапеума. [8]
Царские носилки имели высокий поддон, чтобы выйти из них, нужна была небольшая лестница. Этой лестницей стал один из нубийцев, опустившись в земном поклоне и подставив обнаженную чёрную спину.
Принцесса, ибо это действительно была она, легко сошла на землю и направилась к склонившимся перед ней юношам. После ритуального приветствия она сделала Менефте знак рукой, чтобы он оставил мать наедине побеседовать с сыном. Тот поклонился и отошёл с недовольной физиономией. Но принцессу это ничуть не тронуло. Встреча с сыном для неё была явно важнее и то, что мать оказалась здесь — совсем не являлось случайностью.
8
Серапеум — площадь в Мемфисе возле храма.
— Ты редко являешься ко мне, Хозарсиф, — начала мать со строгостью в голосе, но у неё это плохо получалось.
— Я не смею злоупотреблять вашим временем, матушка, — учтиво возразил юноша. — По первому вашему зову я являлся всегда и, думаю, не заслужил упрёков в непослушании.
— Тем не менее, — продолжала принцесса, удовлетворённая сыновней почтительностью. — Тем не менее, я стараюсь следить за твоим воспитанием, мальчик мой. И уже настало время постигнуть глубины знаний, предназначенных для настоящих мужей. Настало время проникнуть в мистерию Исиды и Осириса. Готов ли ты к этому?
Предложение матери оказалось неожиданным. Надо сказать, что юноша сам задумывался уже об этом, то есть о постижении знаний, к которым допускались отпрыски лишь жреческого и вельможного сословий, но никогда не предполагал, что всё будет так неожиданно. Видимо, всему виной послужило положение матери во дворце фараона. Ведь сам Рамсес II неоднократно советовался с сестрой по различным государственным делам, игнорируя советы и указания верноподданных жрецов. К тому же, советы сестры не раз помогали фараону укрощать некоторых разгулявшихся соседей, и возвратить Египту утерянное было имя царства непобедимого и непокоряемого.
— Твой двоюродный брат давно уже готовится к посвящению, — подняла глаза на сына принцесса. — Неужели тебе не хочется последовать его примеру? Или ты считаешь себя не способным постичь учения древних мудрецов? Скажи, я не стану гневаться.
— Но Менефта старше меня, — возразил Хозарсиф, — Поэтому ему раньше открыли доступ к великозаветным учениям. К тому же воля его отца, Рамсеса II, не обсуждается.
— А со мной, значит, можно ещё поспорить? — улыбнулась мать. — Или моё предложение тебе оказалось не по сердцу?
— Я вовсе не хотел вас обидеть, матушка, — принялся оправдываться Хозарсиф. — Просто сказал, не подумав. Простите.
Царственная мать удовлетворённо кивнула:
— Когда-нибудь, если захочешь, всё это может принадлежать тебе, — она указала рукой на лежащий за спиной мальчика город, на воды живоносной реки, на раскинувшиеся за ней плоскогорья. В общем, на весь мир, расстилающийся у ног мальчика и готовый по его желанию попасть безропотно к нему под ноги.
— Вы хотите, чтобы я властвовал над этой страной? — глаза Хозарсифа лучились, словно огоньки, вспыхнувшие в глазах нильского крокодила. — Вы хотите, чтобы я в подобие нашему народу молился человекошакалам и человекоибисам? Это не боги, а всего лишь идолы. Можно с уверенностью сказать, что даже не идолы, а демоны из запредельного мира. Все они погибнут через несколько лет. И страна тоже погибнет.
Мальчик нагнулся, сгрёб ладошками горстку песка из-под ног, поднял руки над головой и всё рассыпал по воздуху. Песок, словно мелкие капли дождя, развеялся без остатка и, смешавшись с принявшей его землёй, был уже совсем неприметен и даже невидим.
— Вот чем станет Египет и молящийся идолам народ! — засмеялся Хозарсиф. — Вот что ожидает эту, великую ныне страну! Стану ли я желать величия в ней, о, мать моя?
— Ты с ума сошёл, сын! — голос принцессы задрожал то ли от гнева, то ли от испуга за своего мальчика, открыто произносившего ересь. — Ты против знаний, которые веками сберегают жрецы для процветания всей страны! Ты против религии твоих отцов! Утверждая такое, тебя никогда не посвятят в жреческий сан и, если боги разгневаются, ты не сможешь принять жреческого учения.