Юность олигархов
Шрифт:
— Ах, Сидорова… — едва ли не хором проговорили служивые и мрачно переглянулись.
— Лет пять… без конфискации светит вашему Сидорову, — неожиданно злобно проговорил усатый хохол.
— Да ладно, мужики, — примирительно, но без улыбки пророкотал Анатолий Борисович. — В общем — у вас товар, а я купец, — добавил он, запуская руку в глубины своего необъятного пальто и, наконец, улыбнулся. Глаза его при этом смотрели холодно и убедительно.
Веселов достал пачку стодолларовых купюр в три пальца толщиной. Причём, в три пальца хороших, убедительных. Ну, к примеру, как у
Веселов аккуратно стал раскладывать деньги в три кучки:
— Раз, раз, раз… Два, два, два… Три, три, три… — словно колдовал он. Тяжёлая нижняя его челюсть двигалась туда–сюда в такт словам.
Отсчитав трижды по десять бумажек, Веселов остановился. Чуть подтаявшая пачка купюр исчезла в недрах волшебного пальто–самобранки.
Сержант и старшина с неподдельным интересом взирали на оставшееся. Серо–зелёный натюрморт впечатлял.
— Урна для бумаг есть? — поинтересовался Веселов.
Милиционеры переглянулись.
— Найдётся, — пожал плечами Полторадядько и сглотнул набежавшую слюну. — Савельев, принесешь? Там, в дежурке у Лялина под столом.
— Знаю, — синелицый послушно поднялся. Хотя чин он имел повыше Полторадядькиного, но в милиции Полторадядько служил на три года дольше, что в местной табели о рангах котировалось куда как выше.
Урна оказалась пластмассовой и зелёненькой. И была она на самом деле заполнена обрывками каких–то бумаг.
— Надеюсь, сюда никто не блевал? — спросил Веселов строго.
— Да нет! — уверенно ответил Савельев. — Она ж у нас в дежурке стоит.
Веселов неопределенно пожал плечами: похоже, этот аргумент не показался ему окончательно убедительным. Но, тем не менее, он левой рукой подхватил урну за краешек и аккуратно смёл туда американские дензнаки.
— В общем так, мужики, — сказал он, протягивая урну Полторадядьке, который принял её с остолбенелым выражением на круглом лице. — Выдайте мне, пожалуйста, Сидорова. Георгия Валентиновича.
— Давай, — кивнул Полторадядько Савельеву, всё ещё не выпуская урну из рук. Прилипла она к нему, что ли?
Из дверей отделения Гоша вышел первым. Время, проведённое в казённом доме, никак не отразилось на его внешности. Как вошёл красавчиком, так красавчиком и вышел. Ох, как Гошу доставала его смазливая внешность! Никакой солидности, только девицы липнут. В основном — дуры–бабы, любительницы индийского кино.
За Гошей, тяжело переступая, с клубом пара выкатился Толик.
Нур газанул и подкатил к самому выходу из отделения, пристроившись позади «мерса».
По мрачной физиономии Толика все сразу поняли, что бурную щенячью радость проявлять не время и не место.
И все же он улыбнулся:
— Ладно, с вас — кабак!
— Как раз и столик заказан! — высунулся Лёвка. — У нас с Катей сегодня год свадьбы.
— А вы что, разве женаты? — Толик недоверчиво сдвинул брови. — Это что–то новенькое.
— Были–были, — ответила Катя и добавила для точности: — Ровно восемь месяцев, как развелись.
— Да ребята, с вами не соскучишься. Поехали. Только ненадолго, у меня ещё сегодня встреча.
Монстр
Часть первая
На старт! Внимание! Фас!
Глава первая. Ария Гейгера
13 января 1997 года
Выехали затемно. Рублёвка в этот час была девственно пуста. Здешние обитатели столь рано не просыпались. Только постовые на каждом километре привычно отдавали честь зелёному «шестисотому», мчащемуся на крейсерной скорости в сопровождении гробовидно–чёрного джипа охраны.
Лишь выскочив на Можайку, включили проблесковый маячок. Мертвенно–синие всполохи выхватывали из пространства людей на замерзших остановках и распугивали следующие параллельным курсом автомобили. Те испуганно жались к обочине.
Кутузовский и Новый Арбат преодолели в стандартном режиме — за девять с половиной минут. Людей на улицах поприбавилось. Сквозь затемненные стёкла, перечёркнутые косым колючим снегом, они были похожи на тени.
Маршрут для Михаила Ефимовича Смолковского, главного пассажира, был самый что ни на есть привычный. На Арбатской площади можно было свернуть на Пречистенский и уже через пять минут оказаться на Сивцевом Вражке, где располагался новенький, отстроенный в стиле московского модерна головной офис компании «Хронотоп». Однако можно было свернуть и чуть позже, с Волхонки в Крестовоздвиженский переулок. Тогда, скатившись вниз по Знаменке, сходу влетали в Боровицкие ворота, прямо в Кремль. Путём Президента.
Но сегодня маршрут был иной. Не в офис и не в Кремль, а дальше. И — выше. В смысле, если смотреть по карте Москвы.
Проезжая мимо циклопических сооружений Лубянки Смолковский недобро усмехнулся. Едва ли не все окна здесь светились. Чекисты, похоже, работали круглосуточно.
Маячок пришлось вырубить — негласно считалось, что в этом квартале ими пользоваться не положено даже таким гражданам, как Михаил Ефимович. А ведь он, господин Смолковский, был лицом, приближенным к самым высшим кремлёвским сферам. За руку здоровался с самим, страшно вымолвить, Президентом! Михаил Ефимович входил в дюжину самых богатых и влиятельных людей России. И с ироничной гордостью носил присвоенное ему народом звание олигарха.
Насколько с Самим–то легче! — в который раз подумал Смолковский, нервно барабаня пальцами по тонкой кожаной папке. Нервы, нервы. Михаил Ефимович положил папку рядом с собой, и ладонями коснулся коленей. Надо было расслабиться и успокоиться. Он прикрыл веки и представил себя растущим лотосом. Ехать было ещё далеко, и он вполне успевал не только вырасти, но и распуститься.
Проспект Мира тем временем плавно перетёк в бесконечное Ярославское шоссе. Сразу за Мытищами свернули направо, на ничем не примечательную дорогу. Эта пустынная дорога, обрамлённая пушистыми сторожевыми елями, вскоре упёрлась в бетонный забор с зелёными воротами, на которых гордо красовались красные армейские звёзды.