Юность
Шрифт:
Наибольшей популярностью пользовались идеи жидовского заговора, но в деталях идеологи существенно расходились. Одни считали, что жиды не способны придумать ничего самостоятельно, и украв изобретение, уничтожили изобретателя. Другие, более здравомыслящие, не отказывали иудейскому племени ни в образовании, ни в интеллекте, отчего вырисовывался вовсе уж иезуитской подлости заговор.
Публика более либеральная разделилась на два неравных лагеря, а потом ещё и ещё. С газетных страниц на читателя выплёскивались полемические изыски знатоков, отчего провинциалы пребывали в состоянии перманентного шока. Едва ли
Репортажи из Южной Африки читались взахлёб, как приключенческие романы, но и воспринимались примерно с той же степенью достоверности. Едва ли человек здравомыслящий мог поверить, что вчерашние лапотники, коих было принято жалеть и самую чуточку презирать, громят с успехом войска просвещённых британцев.
Буры… это совсем другое дело! Ну вы же понимаете, мон шерри?
Отдавали должное и полководческим талантам Дзержинского, всё ж таки шляхтич хорошего рода, а что марксист… так у каждого свои недостатки. Впрочем, среди образованной публики хватало сторонников левых взглядов, и марксистские убеждения поляка были скорее преимуществом.
Отдавая должное стойкости и неприхотливости русских добровольцев, люди просвещённые всё же полагали более верным иное соотношение потерь.
– Скрывают! – понимающе кивали просвещённые друг другу, гордые собственной проницательностью.
– Несомненно, пароходы берут куда как больше заявленных пассажиров, – соглашались знатоки. Сходились на том, что потери русских лапотников при столкновениях с британскими войсками – два, а то и три к одному, вполне приемлемы и логичны. Возглавляй их Русские Офицеры, соотношение потерь, несомненно, было бы совсем иным.
Русские добровольцы из хороших семей, славшие письма родным и знакомым, в общем-то подтверждали эту версию. Кто из них упорно не желал замечать рушащуюся картину привычного мира, а кто целенаправленно лгал, Бог весть. Мнение в обществе сложилось устойчивое, и меняться пока не собиралось.
Яркие, интереснейшие репортажи Гиляровского зачитывались до дыр, но отдавая должное писательскому мастерству, считались произведениями скорее художественными, нежели публицистическими. Склонность к гиперболизации за Владимиром Алексеевичем водилась, да и, как полагала публика, опекун пристрастен.
Европейские газеты, недоумённой скороговоркой отдавая должное техническим талантам Панкратова, писать предпочитали о земляках. Его же считали скорее харизматичным лидером и неплохим организатором, попавшим в фавор религиозному бурскому генералитету. Этаким красивым символом, персонажем скорее литературным, вроде Гавроша.
Само же изобретение летадл, успевшее обрасти самыми противоречивыми слухами, приписывалось то ли Божественному озарению, то ли, и пожалуй – скорее, найденным в библиотеке старинным чертежам. Попытки изобрести планер предпринимались ещё во времена Леонардо да Винчи, и стоит ли удивляться, что один из чертежей оказался настолько удачным, что его удалось воплотить в жизнь в полевых условиях?
Не отрицая вовсе таланты Панкратова, европейцы предпочитали считать его изобретение «не вполне настоящим». Первые восторги схлынули, и пальма первенства стала выглядеть изрядно смазанной.
Комендантское поле на время превратили в аэродром, чтобы посмотреть на первые в России авиационные соревнования. Объявленные за месяц, они необыкновенно взволновали публику, и цена на места начиналась от одного рубля, и билеты эти разобрали, не доходя до кассы. В ложи стоимость мест начиналась от пятидесяти рублей, и ажиотаж был таков, что количество ссор и дуэлей чуть было не затмило сами соревнования.
Организатором выступил Великий Князь Александр Михайлович, употребивший весь свой немалый авторитет и организаторские способности. Сандро уважали не только как представителя Дома Романовых, но и как весьма дельного моряка, но даже так ему пришлось немало потрудиться.
Хлопот добавляла и погода, весьма своеобычная для Петербурга в это время года. Солнце то и дело заволакивалось рваными тучами, и с неба срывалась ледяная влага. Но тотчас почти порывы ветра разгоняли их, и снова над Петербургом лунно светило мартовское солнце. Благо ещё, что внизу ветерок был хоть и пронзительным по близости моря, но всё ж таки ровным и умеренным по силе.
По-хорошему, соревнования следовало бы перенести хотя бы на апрель, а лучше на май, но состязания такого рода прошли уже едва ли не во всех европейских столицах. Уступать же, будучи в некотором роде родоначальниками, виделось организаторам и публике решительно немыслимым.
В конкурсе участвует более пятидесяти летадл самых причудливых форм. Панкратов не делал тайны из формы планера, да и сложно было сохранить её, барражируя регулярно над войсками противника.
Однако же изобретатели, судя по всему, считали прямо-таки необходимым продемонстрировать независимость мышления. Представлены как ставшие «классическими» треугольники с некоторыми дополнениями, так и весьма интересные конструкции, напоминающие то крыло летучей мыши, а то и многоэтажного воздушного змея.
На соревнования записались как энтузиасты, так и вовсе уж случайные люди, желающие толики славы и возможности попасть под благосклонное внимание Света. Признанные изобретатели, представители университета и заводов, владельцы велосипедных и швейных мастерских, художники и студент медик, инженер-железнодорожник и отставной моряк.
Призы: за короткий разбег, за дальность полёта и высоту. Отдельно, уже не от организаторов – за использование двигателей определённой фирмы, за эстетику… лишь бы взлетел!
Летадлы взлетали… в основном. Случались и казусы, подчас обидные, но по большей части заведомые. Конструкция художника Миклашевского, необыкновенно живописная и напоминающая скорее фантасмагорический парусник, с фырканьем и пыхтеньем ползала по полю и в конце концов загорелась.
Большая часть конструкций всё ж таки взлетало, но не могло похвастаться хоть сколько-нибудь значимыми результатами. С немалым трудом вскарабкавшись в небо, творения русских и не очень русских гениев делали один или два круга над полем, после чего приземлялись, изрядно подскочив несколько раз на казалось бы ровном поле. К летадле тотчас подбегали механики и представители спонсоров, оттаскивая её с помощью моряков Гвардейского Флотского Экипажа, премного довольных пребыванием в эпицентре событий.