Юность
Шрифт:
– Продолжайте обыск, – дёрнул шеей, скомандовал он, а битый жизнью Аверьян Иванович затеял с полицейским длинный и нудный спор, объясняя всю незаконность обыска и ничтожность добытых таким образом улик. Тот вяло отбрёхивался, скорее даже довольный переменой слишком уж неудобной темы.
Квартира тем временем наполняется всё новым народом. Полицейские чины и малопонятные агенты в штатском таскаются по комнатам, входя и заходя. Подкованные сапоги полицейских оставляют в паркете выбоины, рвут ковёр в гостиной, небрежные действия их оставляют царапины на мебели, а чужие руки, качающиеся одежды и белья, хочется – тесаком, да с оттяжечкой!
А у меня в голове, помимо нарастающего озлобления, одна только мысль вертится, как заезженная пластинка…
… почему?! Откуда такая прыть? Неужели Палываныч попался и раскололся?!
– Господа! – пошёл я ва-банк, – Объясните мне наконец толком основание для обыска, тем более столь бесцеремонного, похожего больше на погром!
– Убийство есаула… – заученно начал полицейский.
– Господин помощник участкового пристава, – перебил я его, – не буду скрывать, что не огорчён ни капли смертью этого человека! Но я решительно не согласен с отведённой мне вашим ведомством ролью обвиняемого! С момента приезда в Россию я окружён столь плотным кольцом полицейских агентов, что не мог бы сделать ни шагу без вашего ведома!
– А действительно! – оживился Аверьян Иванович, – Я и сам, признаться, был несколько ошарашен такой полицейской активностью! Посты полиции, да и филеры… Да-с! Извольте объясниться, господин помощник участкового пристава!
Последовало долгое и нудное объяснение, с каким-то выкладками полицейских чинов, согласно которым я имел основания и возможности…
– … и более того, – вытирая обильно потеющее лицо уже несвежим носовым платком, – неубедительно вещал пристав, – смерть есаула от коня, равно как и…
Он сбился и начал отдувать губы, промокая лицо.
– Ну же, господин помощник участкового пристава… – облегчение у меня – волной! Не поймали Палываныча! Не… просто подозревают, и скорее даже – хотят подозревать. Не знаю, удержал ли лицо, ох не знаю!
– … равно как и убийство Гиляровской Марии Ивановны, совершённой есаулом Лазаревым… так?
– Не сравнивайте умышленное убийство и несчастный случай, в коем виноваты не казаки, а согласно данным следствия – студенты! – огрызнулся полицейский, обнажив в оскале неровные прокуренные зубы, – Ведётся следствие, и виновные понесут заслуженное наказание, назначенное судом!
– Даже так? – нехорошо удивился я, – А виновные, случаем, заранее не назначены?
Дёрнув щекой, тот ничего не ответил, и только как-то по крысьи оскалился. Он уже ненавидит меня, ненавидит страстно и искренне – как человека, ставшего неудобным не просто системе, но и ему лично.
Едко комментируя действия полицейских, понятые сопровождали их при обыске, а комнаты наши чем дальше, тем больше напоминали картину самого безобразного погрома в еврейском местечке.
– Ну право слово… – только и смог вымолвить белеющий от ярости Кирилл Владимирович, глядя на полицейских, вскрывающих паркет в месте, показавшимся им подозрительным.
– Шшшх! – вспорота аккуратно, по шовчику, обивка дивана, и вспучился конский волос.
– Вашбродь… кажись оно! – и голос ликующий.
– … это мы конфискуем! – помощник участкового пристава полон торжества и нескрываемого злорадства, упаковывая документы. А я только сейчас понимаю…
… им нужен был просто повод. Любой. Ворваться, провести обыск, конфисковать мои расчеты и чертежи, наброски и всё-всё-всё…
И если прежде я чуточку, где-то в самой глубине души чувствовал себя не вполне правым из-за смерти казака… Нет, не виноватым! Око за око! Если закон работает только в одну сторону, то этот закон – беззаконный! Но…
… и я немногим лучше.
А сейчас – война, самая настоящая война, и плевать, что она не объявлена. Плевать, что государство… или что вернее, Романовы, считающие себя олицетворением страны, считают себя вправе на любые действия, воспринимая защиту – бунтом. Это – война…
– Господа, – голос у меня каркающий, – вы похищаете чужую интеллектуальную собственность. Вы понимаете последствия этого поступка для вас лично, для ваших покровителей и страны?
Голову чуть набок, смотрю… бледнеет помощник участкового пристава. А потом как встряхнётся, как передёрнет плечами… и улыбка взбесившейся крысы в ответ! Наглая! За ним – Государство. И как же он счастлив от того, что может – больше других!
Закончив чтение конфискованных документов, Александр Михайлович обессиленной медузой расползся по креслу, прикрыв ненадолго глаза. Грубо, топорно… но ведь вышло же!
Чертежи, рисунки, эскизы и записи были обрывочны, но всё же, всё же…
– Воздушному флоту – быть!
Двадцать пятая глава
Поморщившись от сильнейшей головной боли, Сергей Александрович прикрыл ненадолго глаза и начал массировать виски кончиками пальцев. Немного отпустило, и генерал-губернатор, вздохнув еле заметно, снова принялся за работу, просматривая бумаги и делая пометки.
Великий Князь старался не давать поблажек ни подчинённым, ни тем паче себе, но сказывалось воспитание при Дворе, и форма для него стала важнее содержания. Вот и сейчас, несмотря на небывалую для Москвы летнюю жару, он сидел, затянутый туго в мундир, позволив себе только расстегнуть пуговицу ворота.
Понимая таким образом свой долг, и стараясь быть эталоном чиновника и дворянина, Сергей Александрович никогда не жаловался, а частые свои мигрени и дурноту от жары лечил героином от «Bayer».
Не в силах более терпеть всё более усиливающуюся головную боль, Сергей Александрович подрагивающими руками налил лекарства в серебряную ложечку и проглотил. Ожидая, пока его отпустит, Великий Князь подошёл к окну и ещё шире распахнул, но лицо его обдало жаром раскалённой улицы. Настроение разом испортилось, но лекарство наконец-то начало действовать, и выдохнув беззвучно, он снова сел за стол.
Оживлённая, а порой и ожесточённая борьба с Найдёновым [50] , активно противодействующего указу о запрете слива отработанных фабричных вод, ведется с переменным успехом. Кооперация дельцов, не желающих вкладываться в очистные сооружения, оказалась изрядно зубастой даже для генерал-губернатора. Но в голову Великому Князю пришла небезынтересная идея, способная при грамотном юридическом оформлении изрядно усложнить дела Найдёнова и Ко, и он набросал на полях краткие тезисы для канцелярии.
50
Крупный московский предприниматель, банкир, активный член Московской городской думы.