Юность
Шрифт:
– А знаете… – Горький задумался ненадолго, – пожалуй, что и поеду! Вот как соберётесь… вы не против, Владимир Алексеевич?
– Буду рад!
– Егор Кузьмич! – расшалившаяся Гиппиус подлетела ко мне с листом бумаги, – Я наслышана, что вы неплохой художник газетного стиля, и славны своими экспромтами! Не откажете даме в просьбе?
– А почему бы и не да, дражайшая Зинаида Николаевна?! Так… вы слышали историю о Бляйшмане? – поинтересовался я собравшихся вокруг.
– Какую из? – поинтересовался Брюсов и вокруг захмыкали. Фима… это Фима, со всеми втекающими
– Обожествление Бляйшмана одним из племён.
– Ах это… кто же не слышал! – вокруг засмеялись уже открыто, – Да уж, история наделал много шума!
– Тогда… – прислонив лист к стене, карандашом вывожу немного карикатурную, но узнаваемую фигуру Чижа перед мольбертом, с кистью в одной и тесаком в другой. Вид самый вдохновенный, какой только бывает у брата, с лёгкой степенью придурошности.
«Буров нарисую, бриттов распишу. Обращайтесь».
Рафинированная Гиппиус поинтересовалась жаргонным словечком, и ей быстро пояснили.
Потом Мишку, склонившегося над узнаваемой картой Африки с гигантскими портняжными ножницами.
«Кроим планы. Можем пришить»
… и наконец – Фима, в той самой китчевой манере, насколько её можно передать карандашом. В важной позе, обвешанный с ног до головы разными товарами, он стоял перед склонившимися ниц дикарями.
«Зовите меня просто: О, Господи!»
Дружный хохот, и лист пошёл по рукам, оказавшись в конце концов у Гиппиус, которая и оставила его себе, пообещав взамен «посвятить какое-нибудь стихотворение или рассказ».
Двадцать вторая глава
Пыхая трубкой, старый Илмаринен равнодушно следил за полицейскими агентами, изучающими амбар. Молодые ещё, и от того полные служебного рвения, они напоминали ему голенастых недопёсков, в которых угадывается порода, но дурные щенячьи повадки пока преобладают. Вороша сено и тыкая металлическим шомполом пол, преисполненные молодым азартом так, будто всерьёз ожидая социалиста с револьвером в одной руке, и адской машинкой в другой, смотрелись полицейские скорее забавно, нежели серьёзно.
Раздражения они не вызывали, давно уже став частью сезонного цикла Виролахти. Сперва в окрестностях появляются полицейские агенты, рыскающие в поисках революционеров, потом царский доктор, проверяющий местных на наличие заразных болезней.
Если к полицейским финны относились скорее с равнодушной покорностью, то доктора они любили за возможность лечиться даром. Обращая внимание на заразные заболевания, тот не отказывался выслушать лёгкие, а иногда и бесплатно давал лекарство.
Вслед за полицейскими и доктором в Виролахти появлялась царская яхта, ставшая пусть и ежегодным, но довольно-таки знаменательным событием для финской глубинки. Приодевшись понарядней, можно было принести на яхту продукты, и что было особенно приятно, гости часто не торговались. Однако же были и…
… неприятные моменты.
Выстрел! Ещё! Кувыркаясь, полетела на землю ворона. Император не глядя вытянул руку, и служитель вложил туда заряженное ружьё.
Выстрел! Отменный стрелок, Николай редко промахивался, находя удовольствие
С ошалелыми глазами выбежала на него кошка…
Выстрел! Его Величество не делал различия между дичью, воронами или кошками, с равным удовольствием нажимая на курок. Войдя в азарт, он стрелял и стрелял, меняя только ружья и позу.
Под царскими сапогами лежала давленная земляника, обильно разросшаяся на вытянувшейся вширь солнечной прогалине, а перед ним – трупы и трупики, устилающие землю окровавленным ковром. Вороны, кошки, утки, глухари или лоси… Выстрел!
Вдали послышались крики, гуденье рожков и самый дикий лязг с воем, которые только можно представить. Экипаж яхты «Штандарт» загонял дичь для царственного охотника. Раскрасневшиеся от энергического движения и производимого шума, матросы с выпученными глазами шагали густой цепью, проламываясь то сквозь густой малинник, а то и вытаптывая крестьянские посевы.
Выстрел! Маленькая лесная птаха разлетелась окровавленными перьями, а Самодержец азартно повернулся к одному из офицеров.
– Точно в лузу! – живо откликнулся тот, восхищаясь меткой стрельбой. Стреляли и допущенные к охоте офицеры, но значительно реже, и как правило, далеко не так метко за отсутствием должного опыта.
– Жаканы! – завидев лося, служитель сунул Императору ружьё, и тот вскинул приклад к плечу, слившись на миг с оружием.
Выстрел!
По окончанию охоты служители раскладывали подстреленную живность крыло к крылу, голова к голове. Оскаленные в предсмертной агонии морды, судорожно раскинувшиеся крылья, и тяжёлый запах крови и страха, стоящий над леском.
– Славная охота, Ваше Величество!
С аппетитом отобедав на яхте, Николай приказал сниматься с якоря, желая искупаться на одном из бесчисленных островков с песчаным пляжем. В окружении минных катеров, «Штандарт» медленно курсировала меж бесчисленных скал, пока царственные пассажиры решали, где им бросить якорь.
Дабы Хозяин Земли Русской не скучал в плавании, его развлекал сперва духовой оркестр, а потом балалаечники и плясуны с нижней палубы, удалившиеся назад по едва уловимому движению брови. Только что над водной гладью звучала музыка, а потом разом – ни музыки, ни музыкантов!
Многочисленная прислуга обеспечивала комфорт, угадывая мысли Самодержца, и преподнося ему то лимонад со льдом, а то и мороженого. Вышколенные лакеи нешуточно гордились местом, не без оснований считая себя выше дворцовых. Не бесчисленные сотни, а штучные личности! Каждого в лицо и по имени Государь знает, подарки по праздникам и к именинам от его имени.
Лестно! И непросто, Император строг. Но и возможности у лакеев немалые, иному офицеру гвардейскому не уступят!
Маленькие Ольга и Татьяна, блестя глазами, выглядывали место для купания, невероятно важные от доверенной им миссии. Аликс с двумя доверенными фрейлинами, не спуская с рук Марию, следили с улыбками за девочками, пока те наконец не пришли к согласию.