Юрий Андропов. Последняя надежда режима.
Шрифт:
Генерал-лейтенант Юрий Васильевич Сторожев девять лет, с 1973 по 1982 год, возглавлял девятое управление КГБ. Он рассказывал в интервью «Комсомольской правде»:
— Мне лично страшно не нравилось, что Шеварднадзе с Горбачевым устанавливали, скажем так, неформальные дружеские отношения. Но я не вмешивался, зная, что при всех их встречах присутствовал председатель КГБ Грузии Инаури. Он должен был обо всем докладывать Андропову. Я посчитал, что не мое это дело. Оказалось, зря...
Слова генерала Сторожева подтверждают, что, по существу, личная охрана членов политбюро
Виктор Гришин:
«Думаю, что в КГБ вели досье на каждого из нас, членов и кандидатов в члены политбюро ЦК, других руководящих работников в центре и на местах. Можно предположить, что с этим было связано одно высказывание в кругу членов политбюро Брежнева:
— На каждого из вас у меня есть материалы.
Прослушивались не только телефоны. С помощью техники КГБ знал все, что говорилось на квартирах и дачах членов руководства партии и правительства. Как-то в личном разговоре Андропов сказал:
— У меня на прослушивании телефонных и просто разговоров сидят молодые девчата. Им очень трудно иногда слушать то, о чем говорят и что делается в домах людей. Ведь прослушивание ведется круглосуточно...»
Когда Андропов разобрался в сложном хозяйстве КГБ, то из оперативно-технического управления вывел 2-й отдел, занимавшийся прослушиванием телефонов и помещений. Его преобразовали в самостоятельный 12-Й отдел КГБ. Он подчинялся непосредственно председателю. Это лишний раз подчеркивало важность 12-го отдела, поскольку напрямую на Андропова выходила только разведка, девятое управление (охрана высшего руководства страны), инспекция и секретариат.
Начальником оперативно-технического управления был ставленник Семичастного Отар Гоциридзе, бывший «комсомолец». А во главе 12-го отдела Андропов поставил своего секретаря Юрия Сергеевича Плеханова, Контролеры 12-го отдела, в основном женщины, владели стенографией и машинописью, их учили распознавать голоса прослушиваемых лиц.
Сотрудники КГБ утверждали, что им запрещено прослушивать телефоны и записывать разговоры сотрудников партийного аппарата. Но эти ограничения можно было легко обойти, когда, например, подслушивались телефоны тех, с кем беседовал сотрудник парторганов. Валентин Фалин вспоминает, как одного посла Андропов сделал невыездным, потому что тот в какой-то компании сказал, что «умный человек на Западе не пропадет». Андропову показали запись разговора, и он тут же принял решение не выпускать дипломата за границу.
Самому Фалину, когда он стал первым заместителем заведующего отделом внешнеполитической пропаганды ЦК, позвонил Андропов и потребовал убрать из аппарата консультанта отдела Португалова, потому что КГБ записал его «сомнительный» разговор с немецким собеседником.
— Я познакомился с записью, — уверенно сказал Андропов, — не наш он человек.
Николай Сергеевич Португалов — один из лучших знатоков немецкого языка — воспринимался как утонченный интеллектуал. Мало кто знал, что он на самом деле был кадровым сотрудником первого главного управления (внешняя разведка) КГБ. Это выяснилось, когда сам Португалов, уже много позже, выпустил в Германии мемуарную книгу. Николай Сергеевич работал в Бонне под прикрытием корреспондента Агентства печати «Новости» и «Литературной газеты», когда Фалин был послом.
Валентин Михайлович ценил Португалова и, перейдя на работу в аппарат ЦК, взял его к себе. Поэтому Португалов перестал быть подчиненным Андропова. Если бы Португалов уходил в любое иное учреждение, его бы просто перевели в состав действующего резерва. Но по существовавшему тогда порядку в партийном аппарате сотрудники КГБ работать не могли. Так что пришлось Португалову ради службы в ЦК покинуть комитет госбезопасности. Фалин отстоял Португалова, сказал Андропову, что ручается за своего сотрудника. Фалин чувствовал себя уверенно — ему симпатизировал Брежнев.
Смертельно опасно было высказываться о генеральном секретаре. Такие записи приносили Андропову, он сам их прослушивал и принимал решение. Знаю человека, который без объяснения причин при Брежневе был снят с высокой должности. Его вызвал заведующий отделом ЦК и сказал:
— Вам нужно перейти на менее видную работу.
— Почему? — задал тот резонный вопрос. — В чем я виноват? Какие ко мне претензии?
Ответа не последовало. Заведующего отделом ЦК ни во что не посвятили, и он отвечал довольно глупо:
— Вы должны сами вспомнить, в чем вы провинились перед партией.
Человек не просто снят с должности — ему вообще запретили заниматься любимым делом. Для него это был страшный удар. Он заподозрил, что это дело рук КГБ. Написал Андропову, которого знал, с просьбой объяснить: в чем причина?
Его пригласил начальник главного управления контрразведки, заместитель председателя КГБ, пожал руку, был необыкновенно любезен и торжественно произнес:
— Юрий Владимирович просил меня передать вам, что у Комитета государственной безопасности не было, нет и, надеемся, не будет к вам никаких претензий.
А после смерти Андропова помощник Черненко, занимавшийся этим делом, обнаружил, что виновником был КГБ, что приказ снять с должности отдал лично Юрий Владимирович. Чекисты записали его разговор, в котором этот человек с болью говорил, что ввод войск в Афганистан — преступление, что Брежнев в маразме и за страну стыдно. Андропов лично прослушал запись разговора, после чего позвонил отраслевому секретарю ЦК и дал указание убрать смельчака с работы. А потом разыграл целый спектакль, демонстрируя свою непричастность...
Андропов хотел знать все обо всех.
Первый заместитель министра иностранных дел Георгий Маркович Корниенко однажды приехал к председателю КГБ. Среди прочего он рассказал Андропову о том, что в Иране опубликованы документы из захваченного студентами американского посольства в Тегеране. Там были и присланные из центрального аппарата ЦРУ биографические справки о наиболее видных советских чиновниках.
Георгий Корниенко обнаружил справку и о себе. Со смехом заметил, что ЦРУ неважно работает — не знает, что он в юности служил в органах госбезопасности и имеет звание капитана.