Юрий долгорукий

Загребельный Павел Архипович

–  Встань на сенцо!
– крикнул кто-то из берладников, потому что здоровила босыми ногами стоял прямо на льду, нетерпеливо переступая с ноги на ногу, ожидая, видимо, повеления Ивана.

–  Молиться будешь?
– спросил Иван Берладник.

–  А зачем?

–  Не боишься воды?

–  Черта бы мне бояться!

–  Тогда поклонись князьям - и с богом.

–  Обойдутся твои князья…

Непочтительность этого грубого человека можно было бы оправдать, принимая во внимание нелёгкое, быть может, и смертельное испытание, ожидавшее его. Поэтому на его дерзость не обратили внимания ни Долгорукий,

ни князь Андрей, ни, ясное дело, Ольга, которой жаль было этого рябого и потому, что он должен нырять под лёд, и потому, что он такой некрасивый, даже в сравнении со всеми этими неряшливыми, замшелыми берладниками, не говоря уже про князя Ивана. Сам князь Иван, привыкший ещё и не к такому и зная наверняка, что всё забудется, как только этот человек нырнёт в холодную воду, немного отступил в сторону, чтобы гостям было виднее, и, приглашая и одновременно повелевая, протянул в сторону рябого руку, повёрнутую ладонью вверх, так, чтобы большой палец указывал прямо на прорубь. Дескать, прыгай, ныряй и либо сгинь навеки под толстым озёрным льдом, либо же выныривай вон там и стань нашим до конца.

Но приглашением Берладника воспользовался не тот, в шерстяной сорочке, и не князья, продвинувшиеся поближе к проруби, чтобы было виднее, - проскочил, продрался сквозь дружину круглоголовый, круглоокий Силька, забежал наперёд рябого, преградил ему путь к проруби, испуганно крикнул:

–  Кузьма, куда?

–  Ослеп, что ли?
– оттолкнул его в сторону своей тяжёлой рукой Кузьма, но что-то его привлекло в этом одетом чуть ли не по-княжески человеке; ещё и не веря, но уже узнавая, он спросил: - Силька?

–  Я, Кузьма, я! К тебе приехали эти князья, а ты под лёд?

–  Вынырну.

–  А ежели…

–  Сказал - вынырну! Отойди!

–  Хоть сорочку сбрось - будет мешать…

–  Без сорочки простужусь. Отойди!

–  Кузьма!

Однако Кузьма оттолкнул Сильку с дороги и с разгона нырнул в чёрную воду так, что вода забурлила.

–  Вот уж!
– вздохнул Иваница, стоявший рядом с Дулебом, переводя взгляд то на Ивана Берладника, то на сумасшедшего Кузьму, который согласился лезть под лёд, а теперь ещё и удивляясь безмерно, сообразив, что был перед ними именно тот киевский Кузьма, ради которого добирались они сюда из самого Киева.

–  Неужели тот самый Кузьма, Дулеб?

–  Ты же видишь, - спокойно ответил Дулеб.

–  А если не вынырнет?

–  Не вынырнет - виновен.

Однако Кузьма вынырнул. Слипшийся чуб заслонял ему глаза, струи ледяной воды журчали по лицу. Он отфыркивался, неуклюже шлёпал руками по воде, ещё словно бы пытался плавать, что ли.

Ему закричали со всех сторон:

–  Вылезай!

–  Хватайся за лёд!

–  Одевайся в кожух!

–  Беги в город!

Но Кузьма не слушал никого, продолжал плавать до тех пор, пока к проруби не подошёл Иван Берладник и промолвил одно-единственное слово:

–  Принят.

Тогда Кузьма мигом выскочил на лёд, набросил прямо на мокрую сорочку одежду, просунул ноги в свои тёплые сапоги из собачьей шкуры, выпил чашку какого-то питья, поданного ему с саней, и изо всех сил бросился бежать в город.

–  Кузьма!
– закричал ему вслед Силька.
– Куда же ты, Кузьма?

–  Пускай бежит, - сказал Берладник.

–  И тебе его не жаль?
– спросила княжна Ольга. Мокрый,

на морозе.

–  Пока добежит - согреется.

Князь Андрей тем временем подозвал к себе Сильку.

–  Негоже тебе кричать здесь.

–  Княже, это же Кузьма! Тот самый киевский Кузьма, ради которого…

–  Мог бы сказать спокойно и почтительно.

–  Я испугался: а если утонет? Тогда что?

–  Ладно, иди. Лекарь, видел ты своего обвинённого?

–  Кажется, - ответил Дулеб.

–  Почему же не задержал?

–  Распоряжается всем великий князь Юрий.

–  Нет, мы лишь гости, хозяин здесь князь Иван, - сказал Долгорукий. Не годилось бы сразу вести речь о делах, князь Иван, но именно тот человек, которого мы ищем, только что предстал перед нашими глазами.

–  Кто же он?
– Берладник спрашивал не потому, что не догадывался, а хотел подчеркнуть, что в самом деле он тут хозяин и без него ничто не будет происходить, даже если бы на то была высочайшая воля.

–  Тот самый Кузьма, который подвергался твоему испытанию.

–  Ещё вчера этот человек был сам по себе, - сказал Берладник. Отныне же он причислен к моим людям. Никому не принадлежит, никто над ним не властен.

–  Лекарь прибыл из самого Киева, чтобы найти этого Кузьму и допросить его про убийство князя Игоря. Знаешь про смерть Игоря?

–  Слыхал. Но Кузьма теперь берладник. Вырвался из прежней жизни, покончил с нею, начинает жизнь новую. Отважится ли кто нарушить это начало, вмешаться, пренебречь нашей волей?

–  Есть вещь, стоящая превыше всего, - заметил Дулеб, который до сих пор спокойно слушал, не вмешиваясь в княжеские переговоры.

–  Что же это?
– полюбопытствовал довольно вяло Берладник.

–  Истина.

–  Не вижу видимой связи между истиной и сим Кузьмой.

–  Существуют связи скрытые. Наш долг - открыть их.

–  Да не здесь, на льду, возле прорубей, - улыбнулся Берладник. Приглашал я гостей сразу в город, теперь жалею, что приглашал не так, как следует. Нас там уже ждёт трапеза, хотя и без княжеских роскошей, но искренняя, в тепле и дружбе.

–  Мы поедем в твой город!
– словно бы не веря его словам, воскликнула княжна Ольга. Белая меховая шапочка съехала у неё набок, и волна золотистых волос вырвалась на волю, упала на плечо Ольге, сверкнула вокруг таким пронзительно-девичьим и счастливым теплом, что Дулеб даже встрепенулся от неожиданной мысли: "Да ведь она влюблена в Берладника!" Однако сразу же и прогнал от себя эту мысль. Неожиданно помог ему в этом Иваница, который тормошил Дулеба за локоть уже, наверное, продолжительное время, видимо удивляясь, что лекарь не обращает на это внимания, углублённый в свои размышления. Ибо когда Дулеб наконец взглянул туда, где был Иваница, то увидел такое, из-за чего забыл про всё на свете.

Иваница раздевался. Точно так же быстро, решительно, настойчиво, как и Кузьма перед тем, бросал прямо на лёд свою одежду, подпрыгивая на одной ноге, стаскивал с другой сапог, был уже без шапки, имея ещё на себе лишь порты да сорочку.

–  Иваница, - крикнул Дулеб, - ты что?

–  Подержи-ка, лекарь, мои порты, чтобы не примёрзли ко льду, пока я управлюсь.

–  Ошалел!

Берладники весело закричали, обращаясь к этому добровольному ныряльщику.

–  Эй, приблудный, девка ж здесь!