Юрий Долгорукий
Шрифт:
Изяслав Мстиславич не замедлил это показать.
В Новгород приспел с сильной дружиной сын великого князя - Ярослав Изяславич. Он прилюдно обвиноватил дядю своего, князя Святополка Новгородского, что затеял-де пересылку о мире без великокняжеского согласия. Упрекнул неожиданный пришелец и самих новгородцев — за непостоянство.
Впрочем, Святополка Изяславича он по-родственному простил, оставил на новгородском столе. На бояр же, суздальских доброхотов, начались гонения. Особенно усердствовал Судила Иванкович, снова возвращённый на посадничество. Снова закрепился Новгород за Мстиславичами.
Епископ Нестор считал, что стоило. Новгородцы-де свои, ссоры у нас с ними домашние, подерёмся и помиримся, а подлинные подстрекатели — в Киеве. Корень-то у ростовцев и новгородцев общий. Времена переменятся, и снова будут заедин...
Юрий слушал епископа молча, без видимого одобрения или осуждения. Он чувствовал внутреннюю правоту Нестора, но обида на новгородское непротивление Мстиславичам саднила, мешала смириться с неизбежным. Однако пылкие речи воевод о том, что надо бы наказать новгородцев за непостоянство, Юрий пресёк властно и однозначно.
Мужи расходились с княжеского совета хмурые и недовольные.
Было от чего хмуриться. Новгородские хлопотные дела надолго отсрочили обещанный поход на подмогу Давыдовичам и Ольговичам. Чем обернётся для Юрия очередное промедление?
Обернулось худом. Владимир Давыдович, Святослав Ольгович и иные черниговские и северские князья сообща порешили, что дальше враждовать с великим князем без прямой военной помощи Юрия Владимировича опасно. Их послание Юрию было полно упрёков и угроз:
«Ты нам клятвенно обещал идти вместе на Изяслава, и мы в надежде той на него пошли. Изяслав с великим войском наши области за Десною разорил, сёла пожёг, людей и скот попленил. Ты же ни к нам, ни на него не пошёл. Ныне, если хочешь на него идти, то просим не умедлить, а мы со всеми полками вместе с тобой идти готовы. Если же не пойдёшь, то мы свободны от учинённого к тебе крестного целования и будем искать с Изяславом примирения, понеже одни с ним воевать не можем и более не хотим наших подданных войною разорять!»
Надо было что-то решать, и решать немедленно: послы Святослава Ольговича проявляли явное нетерпение.
В Ростове, древней столице княжества (с умыслом это было сделано, с умыслом!), собрался большой княжеский совет. В том, что помогать Давыдовичам и Ольговичам надобно, были согласны все мужи, но в том, как именно помогать - раздвоились. Многие были против большого похода, предлагали послать одного из княжеских сыновей с полком из молодых дружинников, которые бы там обучились войне и укрепили силу ростовскую.
Боярин Громила заключил хитренько:
– Тако мы и Давыдовичей с Ольговичами приободрим, и в большое кровопролитие не ввяжемся!
Мужи одобрительно загудели.
У самого Юрия не было твёрдости в мыслях, и он не стал решать наперекор большинству мужей. С тем и отпустили послов — с малыми обещаниями.
Долго не мог заснуть в тот вечер Юрий. Лежал в темноте с открытыми глазами. Поднимался с ложа и ходил взад- вперёд по ложнице.
Косые струи дождя зло хлестали в слюдяную оконницу. Оконница вдрагивала, как живое существо. Всполохи молний на мгновение освещали ложницу, и снова всё погружалось в чёрную непроглядь. Тревожная ночь, зловещая ночь...
Из головы не выходило предостережение епископа Нестора, сказанное после совета:
– Может, так оно и лучше для княжества, не знаю... Но удовлетворятся ли Давыдовичи и Ольговичи?
Давыдовичи и Ольговичи ответом не удовлетворились.
Князь Владимир Давыдович Черниговский снова собрал братию. Вскорости, загоняя коней, приспели в Чернигов князья Святослав Давыдович, Святослав Ольгович, Святослав Всеволодович. Разногласий между князьями не было: все устали от войны, в помощи от Юрия Владимировича изверились. К великому князю Изяславу Мстиславичу отправилось посольство с мирными предложениями.
Ответное посольство не замедлилось. Белгородский епископ Феодор, печерский игумен Феодосий и два великокняжеских боярина приехали в Чернигов — обговаривать условия мира.
Давыдовичи и Ольговичи обязывались впредь никакого зла великому князю не замышлять, на всех неприятелей быть с ним заедино, половцев и иных иноплеменников в Русь не призывать, никакие усобицы не заводить, и кто будет Изяславу Мстиславичу неприятель, тот и им неприятель. На том целовали крест.
Выходило теперь, что если Юрий заратится с великим князем Изяславом Мстиславичем, то все Давыдовичи и Ольговичи - против него!
Такого оборота Юрий не чаял даже в недобром сне. В полном одиночестве остались Ростов и Суздаль.
Беда никогда не приходит одна. Княжич Ростислав Юрьевич, посланный-таки в помощь Святославу Ольговичу, переметнулся со своей дружиной к великому князю и даже признал его «в отца место», за что был пожалован Бужеском, Межибожьем, Котельницей и ещё двумя градами.
Возликовали неприятели Ростова и Суздаля: знать, совсем зашатался Юрий Владимирович, если родной сын от него отступается!
Юрий уединился в своей любимой Кидекше. Никого из мужей с собой не позвал, а кто сам приезжал - заворачивал восвояси. Только боярин Василий был при князе, друг неразлучный.
В тревожном ожидании замер Суздаль.
Бояре запёрлись по своим дворам, гостей не звали и сами в гости не ездили, чтобы не заподозрил кто в тайном сговоре. Неспроста князь отъехал из столиц, ох, неспроста! Не было бы худа! Поостеречься надобно, поостеречься!
Осторожненько расспрашивали княжеских дружинников, изредка наезжавших в Суздаль по делам. Но те, будто сговорившись, отвечали одинаково:
– Князь думает...
А что надумал князь Юрий Владимирович, доверено было узнать только старому боярину Василию. Это ему сказал Юрий перед возвращением в столицу:
– То, что мы неустанно крепили своё княжество, отгородившись от киевских междоусобий, - было верно. Вина и беда наша в том, что вовремя не заметили: переросла Великая Русь границы Ростово-Суздальской земли, вышла на общерусскую дорогу. Никто не позволит нам больше отсиживаться за лесами, ждут, на чьи весы мы кинем тяжёлую гирю. А мы медлили и осторожничали, при случае кулачком грозили, а не мечами рубились, за что и расплачиваемся. Без друзей-союзников остались, в одиночестве. Теперь надобно старых друзей возвращать, новых друзей заводить, неприятелей всячески ослаблять - и полками, и посольствами. Наступают грозные времена. Опасные, но славные...