Юрий Долгорукий
Шрифт:
Князь Юрий Владимирович, как только ушли большие великокняжеские полки, быстрой ратью вернул под свою власть Торжок и Помостье [132] . В Кснятине и Угличе-поле заново отстраивали крепости. По берегам Волги застучали плотницкие топоры - мужики поднимали из пепла сёла и деревни.
Да полно, было ли нашествие великого князя Изяслава Мстиславича?
Неспешно катилось лето, от Сотворения Мира шесть тысяч шестьсот пятьдесят седьмое [133] .
132
Помостье–
133
1149 г.
3
Юрия Владимировича разбудили громкие голоса и ржание коней. Недовольно поморщившись, князь поднялся с постели. Непорядок!
Послеобеденный сон - дело святое. Так издревле повелось на Руси: после обеда все спали: и птица, и зверь, и человек. Прадедовские обычаи Юрий исполнял неукоснительно. После обеда в Кидекше всё замирало. Люди разговаривали шёпотом, ступали неслышно, чтобы ненароком не потревожить покой князя. Даже собаки не лаяли и петухи не кричали.
Кто же там шумит на дворе - такие громогласные и дерзкие?
Учуяв шевеленье в ложнице, в приоткрытую дверь заглянул комнатный холоп Илька.
– Сбегай узнай, кто там...
Мягко зашелестели удаляющиеся Илькины шаги. Как и положено комнатному холопу, Илька носил сапожки без твёрдой подошвы и подковок - бесшумные.
Юрий сам натянул длинную, до колен, белую домашнюю рубаху, красные сафьяновые сапоги. Перепоясался, Из ларца с княжескими регалиями достал золотую цепь с медальонами из перегородчатой эмали, возложил себе на шею. Подержав в руках, положил обратно в ларец золотой княжеский венец. Не к случаю торжественность. Кто бы там ни был, должен понять, что приехал не вовремя, нарушил княжеский сон...
Вернулся запыхавшийся Илька, прошептал испуганно:
– Княжич Ростислав Юрьевич... С ним дозорные из заставы на Пахре, а дружины нет...
– Проводи княжича в горницу. Больше никого звать не надо.
– И боярина Василия тоже не звать?
– засомневался Илька. Привык отрок, что без Василия князь редко принимает приезжих.
– Сказал - никого...
Юрий Владимирович спустился не сразу. Ходил по ложнице, думал.
Только вчера они обсуждали с боярином Василием, как поведёт себя великий князь Изяслав Мстиславич. Предвиделось двоякое, одинаково вероятное.
Если Изяслав и вправду уверовал, что вышел из зимнего похода победителем, то будет продолжать воинствовать, постарается ещё чем-то уязвить соперника.
Если великий князь поймёт, что война закончилась так на так, вничью, то будет являть миролюбие. Показное, конечно, миролюбие, ибо не успокоится Изяслав, пока не обессилит Суздаль...
Неожиданное возвращение Ростислава должно что-то прояснить. Что ж, послушаем...
Ростислав сидел за столом, жадно пил квас из тяжёлого медного ковша. Рядом склонился с корчагой в руках огнищанин Иван Клыгин - подливать, если ещё понадобится.
Ростислав выметнулся из-за стола, рухнул на колени, повинно склонил голову:
– Прости, батюшка, вины мои — вольные и невольные. Прости...
– Встань!
– недовольно произнёс Юрий.
– Князья Юрьевичи ни перед кем колени не приклоняют. Садись за стол, поговорим...
Сели друг против друга.
Огнищанин выпятился за дверь.
Юрий молча смотрел на сына. Одежда князя была густо припорошена дорожной пылью, лицо осунулось, под глазами - синева, видно, не с добром приехал...
– Рассказывай!
– негромко произнёс Юрий, откидываясь на спинку кресла. И Ростислав начал своё невесёлое повествование.
Ничего не предвещало беды. Ростислав, как обычно, в начале лета вернулся со своей службы у края Дикого Поля в Киев - отдохнуть. В Киеве у него был свой двор, пожалованный великим князем, и дворовые служители были — тоже из киевлян. Дружина осталась в городках по реке Роси, на рубеже. Внезапно явились великокняжеские дружинники, посадили Ростислав на насад и повезли по Днепру на некий остров у Выдобича, где был летний великокняжеский стан. Здесь Изяслав любил пребывать для увеселений вдали от городской суеты.
Окружённого стражей, как пленника, Ростислава ввели в великокняжеский шатёр. Изяслав, не позволив княжичу и слова вымолвить, обрушился с тяжкими обвинениями и упрёками. Он, великий князь, принял-де Ростислава на службу с верною любовью, немалыми городами и волостями, одарил; доверил защиту Киевской земли от поганых половцев. То была честь, достойная витязя! А чем ответил Ростислав? Презрев любовь и благодеяния, замыслил Киевом овладеть, когда отсутствовал великий князь, подговаривал киевлян и берендеев! Слава Богу, нашлись верные мужи, кои злодейским замыслам не дали свершиться и до него, великого князя, довели!
Напрасно Ростислав пытался опровергнуть наветы неизвестных недоброжелателей-клеветников - Изяслав Мстиславич не пожелал даже его выслушать. Выкрикнул гневно:
– Уберите его с глаз моих!
Ночь Ростислав провёл в земляной тюрьме-порубе. А наутро киевский боярин (не из больших мужей!) огласил великокняжескую волю: выбить княжича из Киева без чести, с четырьмя слугами, а всё зажитье отобрать. Пусть княжич возвращается в свой Суздаль, просит прощенья у отца своего Юрия Владимировича и остаётся там, если Юрий согласится принять двойного отступника, а если не согласится - пусть Ростислав идёт куда хочет, но не в Киевскую землю. Путь в Киев ему отныне заказан...
Суздальских дружинников, которые пришли с Ростиславом, Изяслав хотел было пометать в земляную тюрьму, но бояре отсоветовали. Дескать, чрезмерно ярить Юрия Владимировича неразумно, не время ещё для явной вражды. Суздальскую дружину Ростислава вскоре отпустили восвояси, отобрав брони, щиты и копья. Только мечи оставили дружинникам, чтобы было чем отбиться в дороге от лихих людей...
Отговорил Ростислав и снова склонил голову, ожидая отцовского суда. Тяжёлое молчание повисло в горнице.