Юрий Гагарин
Шрифт:
Первую попытку прибиться к авиации Гагарин предпринимает в 18 лет, студентом второго курса: прямо у них в техникуме открывается филиал отделения пилотов Аткарского учебного центра ДОСААФ. Гагарин становится «слушателем», однако дальше азов теории дело не продвинулось — через несколько месяцев, зимой 1953 года, филиал прикрывают. Затем он узнает, что в Саратовской области, в Красном Куте (примерно там, кстати, приземлится потом Герман Титов), в летном училище гражданского воздушного флота набирают курсантов. Гагарин зондирует почву — однако получает от ворот поворот: выяснилось, что туда берут только с законченным средним образованием.
Компенсируя чувство неудовлетворенности из-за несостоявшейся воздушной карьеры, Гагарин много читает летчиков и о летчиках: «Повесть о настоящем человеке» Б. Полевого, «Записки штурмана» М. Расковой, а также М. Водопьянова, В. Чкалова, Дж. Коллинза — автобиографию знаменитого не менее, чем Линдберг, американского летчика, написавшего откровенные мемуары о том, как он вынужден был, чтобы прокормить себя, соглашаться на самую рискованную работу; книга была на ура принята в СССР и вызвала шквал сочувственных комментариев, в том числе самого Гагарина («Коллинза, — сказал я, — по-моему, преследовала обреченность одиночества… Главное, что занимало его мысли, были доллары. Любой ценой, но только заработать…» «Юрий прав, — поддержал меня Дмитрий Павлович. — Капиталистическая действительность создавала для автора книги именно ту обстановку азартной игры со смертью, когда в погоне авиационных компаний за прибылями жизнь летчика могла оборваться в любом полете» (13)). Читает исключительно «для себя» — без надежды стать кем-либо, кроме синего воротничка, специализирующегося по серому чугуну; ну да, в конце концов, нет ведь ничего дурного в том, чтобы скоротать жизнь, отливая сегодня каретки, завтра отопительные радиаторы, а послезавтра, глядишь, так даже и тюбинги для метрополитена.
Осенью 1954 года, однако ж, биржа оживилась: пришли новости о том, что в аэроклуб принимают студентов четвертых курсов техникумов. Удивительным образом, именно на четвертом курсе Гагарин в тот момент и учился; странно было не воспользоваться этим шансом — и он воспользовался.
Сейчас читатели вряд ли понимают, чего уж такого привлекательного было в этом самом аэроклубе — ну, научился летать, и что? Однако для поколения молодежи 1950-х годов авиация была если не заветной мечтой, то, во всяком случае, крайне престижной специальностью (наверное, это то же самое, как если бы в Саратове сейчас открылся филиал Google).Летчики, гоняющиеся за американцами на только-только появившихся реактивных истребителях, были героями войны в Корее — информация о том, что там воевали не только сами корейцы, но и советские летчики, была засекреченной, но по тону радиосообщений можно было понять, что это — «наша» война. «Конкурс в летные училища был огромен, бывало до двадцати человек на одно место» (14). И самым верным способом поступить туда было окончить аэроклуб, своего рода пилотские курсы. Разумеется, все эти аэроклубы — огромная сеть, раскинутая по всей стране, — принадлежали государству, которое пропагандировало профессию летчика, предоставляло технику, оплачивало услуги преподавателей и обслуживающего персонала — а взамен получало корпус летчиков-любителей, которые либо продолжали учебу в качестве профессионалов, либо служили резервом в случае внезапной необходимости увеличить состав военных летчиков. Аэроклуб в СССР был необязательной, но желательной инстанцией в цепочке отбора и подготовки кадров для авиации; попасть туда означало оказаться в обойме; собственно, карьера Гагарина как раз и демонстрирует, насколько недалек мог оказаться путь от простого члена аэроклуба до профессионального космонавта.
Биографы обычно пытаются мотивировать желание Гагарина сменить термостойкий шлем сталевара на летчицкую фуражку разного рода романтическими устремлениями («нам понравился фильм „Истребители“. И я и Юрий в разное время смотрели его. Он произвел тогда очень сильное впечатление» (22), цитирует Лидия Обухова гагаринского товарища по аэроклубу Ю. Гундарева); на самом деле, никаких объяснений, с какой стати Гагарин вдруг записался в аэроклуб, не требуется. Каким бы ни было соотношение романтического и прагматического в голове молодого Гагарина, глупо было не воспользоваться так удачно открывшимся «окном возможностей».
«Парень научился реально оценивать обстановку, видеть жизнь такой, как она есть. Окончив техникум, он получит назначение на предприятие. Может быть, его направят мастером в одно из учебных заведений системы „Трудовые резервы“. Военкомат даст возможность поработать два года и призовет в ряды Вооруженных Сил. Снова мундиры, шинели, передвижение в строю, каша три раза в день. Он уже всем этим по горло сыт. Другого ничего пока не видел и не имел. Иное дело офицер. Тем более летчик. И сам будешь обеспечен, и близким сумеешь помогать. К тому времени пора будет обзаводиться семьей. Любой ценой нужно пробиваться в аэроклуб» (3).
В заявлении о приеме Гагарину пришлось указать, что во время войны он был в оккупации; это было минусом — но, к счастью, в аэроклубе нашелся знакомый: В. Каштанов был одним из партнеров Гагарина по игре в волейбол и «замолвил за него словечко». Так или иначе, в конце октября 1954 года Гагарина зачислили на отделение пилотов — пока еще только на теорию, но Гагарин с другом Калашниковым тут же отправились в местный Военторг и приобрели себе шикарные, по их понятиям, летчицкие фуражки (7), в которых и щеголяли не только в клубе, но и в городе, и на танцах, выделяясь среди знакомых, которые довольствовались плебейскими кепками.
«Перед формой воина Советской Армии мы просто преклонялись. Доходило до того, что в фотоателье первой просьбой было надеть китель авиатора или морскую робу и сфотографироваться в них. Ничего удивительного нет в том, что юношество тянулось к армейской службе, особенно — авиационной» (2).
Студенты — то есть теперь уже «курсанты» — по четыре часа в день «изучали конструкцию самолета, слушали лекции по самолетовождению, осваивали материальную часть». Поскольку Гагарин «аккуратно посещал занятия, был активным, сообразительным» и старше большинства курсантов — «основная масса курсантов была десятиклассники» (15), инструктор Д. П. Мартьянов назначил его старшим группы. Этот Мартьянов — который так и не написал мемуаров, но постоянно интервьюировался корреспондентами газет, радио и телевидения — был «молодой… плотно сбитый, невысокого роста человек. В аэроклуб он прибыл из истребительного полка» (13). Похоже, вскоре у них с Гагариным возникли не только деловые, но и приятельские отношения — Мартьянов, 1931 года рождения, был всего на два с половиной года старше своего ученика [15] .
15
Любопытно, что Д. П. Мартьянов дожил аж до 2008 года — и умер вовсе не в постели: «Он трагически погиб в Москве — какой-то негодяй угнал машину и, убегая, сбил его» (23).
Первая проблема с аэроклубом — или, точнее, с индустриальным техникумом — обозначилась в начале декабря. Гагарин заканчивал курс, и ему нужно было пройти преддипломную и педагогическую практику — три с половиной месяца; теоретически, ее тоже можно было бы совмещать с аэроклубом, но в действительности оказалось, что в самом Саратове проходить ее негде: в Саратове не было ремесленного училища с обучением литейному делу — и, соответственно, возможности проявить свои педагогические таланты. Три с половиной месяца ему предстояло быть где-то в другом месте, и это означало, что все это время он не сможет посещать занятия в аэроклубе.
В канун нового, 1955 года Гагарин выезжает в Москву — на завод имени Войкова, куда его пристроил брат отца, Савелий Иванович, там работавший. «Уезжая в Москву, Юра Гагарин взял с собой „Пособие летчику по эксплуатации и технике пилотирования самолета Як-18 с двигателем М-11ФР“. Он не хотел отставать от курсантов аэроклуба и решил самостоятельно освоить этот предмет» (4).
Затем он переехал в Ленинград — где «поселился в общежитии в доме номер 37 по Большому проспекту» (22) — и преподавал в ремесленном училище. «Юра Гагарин, — как вспоминают старший мастер А. Д. Макаров и преподаватель физкультуры И. П. Григорьев, — сразу нашел подход к ребятам, даже „трудным“, вовлек их в игру баскетбол. Библиотекарю С. М. Фиш помог провести читательскую конференцию и прочитал доклад о Циолковском» (4) и водил своих учеников работать на завод «Вулкан», «который изготовлял чесальные машины и славился передовыми методами литья, позволяющими значительно экономить металл» (4). Педагогическая практика совмещалась с обучением основам управления: Гагарин «возглавил участок (27 рабочих)» — и заслужил отличный отзыв. «Его зовут после окончания учебы приехать на завод мастером. Юра ответил: „Я подумаю“. О каждом дне своего пребывания в Ленинграде юноша подробно сообщает матери. Он очень скрупулезно описывает (послания сохранились) экскурсию на Кировский завод, на „Аврору“, в Эрмитаж, где его буквально потрясает Военная галерея 1812 года» (4).
Гораздо большим, однако, потрясением стало для него извещение об отчислении из аэроклуба за пропуск занятий. В марте 1955-го, подключив все свои знакомства и возможности, размахивая заполненной «пятерками» зачетной книжкой из техникума, Гагарин добивается приема у руководителя клуба Г. Денисенко (что любопытно, во время войны служившего в корпусе, которым командовал будущий начальник Гагарина генерал Каманин) и уламывает того восстановить его — с обещанием сдать всю пропущенную теорию на «отлично» и при этом не запустить основную учебу в СИТе: условием допуска к полетам Денисенко поставил предоставление красного диплома. Гагарин на все согласился — и на экзаменовку, и на тему дипломной работы, которую ему выдали в техникуме: «Проект литейного цеха серого чугуна с разработкой конвейера с годовым выпуском восемь тысяч тонн литья, разработка технологического процесса изготовления детали „Каретка“ по чертежам А27–61–12 и урока производственного обучения учащихся РУ 2-го года обучения по теме „Формовка в 2-х опоках“» (4).