Юрий Гагарин
Шрифт:
Тренировались с трамплинов и двух вышек разной высоты. Парашютные рамки были закреплены на тросах — космонавт катился на них до самой земли, ноги вместе, носки чуть вогнуты.
— Бывало, орешь через электромегафон: ноги! Чтоб не болтал ими, а держал как надо (23).
Он <инструктор Никитин> учил их приземляться и приводняться, приговаривая при этом вполне серьезно: «Желающих могу проинструктировать, как прилуняться и примарсиа-ниваться». Какой-нибудь остряк тут же подхватывал:
— А привенериваться можете научить?
— Это вы отлично умеете и без меня, — отвечал Никитин (24).
— Первые дни ребята ходили подавленные, чувствовалось: прыжки в их душах эйфории не вызывают, — вспоминал Максимов. — И Гагарин стал шутить реже. Поначалу он мне не понравился — раздражали его постоянные шуточки, подначки [22] . Я думал: посмотрим, как ты будешь хохмить в воздухе, когда прыжки начнутся. Последнюю свою шуточку он выдал еще до начала прыжков. Занятия проходили на парашютной вышке. Прыгать с нее — одно расстройство. По правилам прыгаешь солдатиком: сгибаешь ноги в коленях, отталкиваешься — и вниз. Но вся штука в том, что оттолкнуться нет сил. Юра по этому поводу рассказал юмористическую историю, услышанную от Сафронова — командира своего звена в Саратовском аэроклубе. Тот мальчишкой оказался однажды в Горьком в городском парке, куда пришел легендарный летчик Чкалов, гостивший у родственников. Дружок Сафронова, племянник Чкалова, тянул дядюшку на популярный в те годы аттракцион — парашютную вышку. Чкалову, видно, было неловко отказываться, и он вместе с подростками взобрался на площадку, подошел к перилам. Ребята смотрели на него, разинув рот, ждали, что первый летчик страны покажет класс. Чкалов же вместо этого оборачивается к ним и заявляет: «Ну что, братцы, вы тут попрыгайте, а я пока вниз пойду, пивка попью».
22
Едва ли не перманентную, форсированную, бросающуюся в глаза шутливость Гагарина считают нужным отметить почти все мемуаристы. В один голос знакомые описывают его как хохмача, шутника, юмориста. Он обожал наряжаться на Новый год в карнавальные костюмы — и с удовольствием играл в шутейных любительских спектаклях. Он дарил знакомым тюбики с космической пищей — причем, ради пущего эффекта, не ленился переклеивать этикетки («Как-то раз вручил мне тюбик с этикеткой водки „Столичная“, я обрадовался (их борщи и каши не очень вкусные), приехал домой и решил отпраздновать успешный старт. Поставил стопку и налил из тюбика… борщ!» (84)).
«Юраша был очень веселый! Редко злился и не любил ссор. Наоборот, шуткой и смехом всех мирил» (85). «Хороший парень был, всегда улыбался, смеялся». Был заядлым анекдотчиком. «Он же был большой хохмач». «Речь его была легкой, с блестками юмора» (23). Поражала его способность шутить даже в тех ситуациях, когда явно было не до смеха; очевидно, что юмор у Гагарина был не только массажем для ума, но и чем-то вроде защитной реакции организма.
Он был мастером разряжать в обществе напряженную атмосферу; тем человеком, который в состоянии поддержать угасающий разговор, заполнить паузу или перевести беседу в более подходящее русло — для этого в его арсенале имелся широкий выбор анекдотов и просто «шуток». Он мог ни с того ни с сего вдруг осведомиться: ну-ка, кто был самым первым штурманом в России? Кто-кто: матрос Железняк: «Он шел на Одессу, а вышел к Херсону» (82). Мог вдруг обратиться к вам с вопросом: «Всё хотел спросить — что, до сих пор так и не нашли?» Если вы знали, что последует дальше, то надо было подыграть: «У нас пока нет. Разве здесь обнаружили…» Не понимаете, о чем идет речь? «Что-что, Юрий Алексеевич?» Видя, что интерес публики достиг своего апогея, он раскрывал карты: «Вы же знаете, что во всех армиях мира до сих пор ищут солдата, который старшину „рашпилем“ назвал… У вас тут случайно не нашли?» Мемуаристы уверяют, что публика — даже и далекая от армии — принимала его бенефисы такого рода с большим энтузиазмом. «Буквально грянул смех, и стало проще» (83).
Ему нравилось разговаривать двусмысленностями, не избегал он и вульгаризмов. В. Шаталов в «Космических буднях» вспоминает про то, как Гагарин, увидев, что космонавты второго отряда, которым недавно дали ордера на новые квартиры в Звездном, живут практически без мебели, спят на полу, в лучшем случае на раскладушках, подмигнул ему: «Ну что, живете половой жизнью?» Из той же серии его знаменитый вопрос к женщинам из отряда космонавток: «Ну что, девчонки, без платьев ходите?»
Гагарин был душа компании; из тех джентльменов, кого описывают формулой «ценитель женской красоты и знаток мужских характеров»; можно презрительно отфыркнуться от его солдафонских шуточек — а можно поразмышлять, что дала ему эта инфантильность.
Например, можно предположить, что одним из факторов, благодаря которым Гагарин смог стать зачинщиком социальной эпидемии, была его неотения. Он был взрослый, после тридцати так даже и заматеревший человек, — но при этом сохранил способность быть похожим на подростка, юношу, ребенка: его улыбка, голос, манеры, юмор — все это сигнализировало о его «детскости». Именно поэтому он — идеальный космонавт; неотеничность есть востребованное космосом качество/состояние. Несомненно, в сознании людей космос и детство были некоторым образом связаны: «Будьте как дети, ибо их есть Царствие Небесное». Космос — это ведь, в сущности, и есть Царствие Небесное, рай; соответственно, покорение космоса есть не что иное, как крестовый поход детей. У «малых сих» получится сделать то, что не выходит у взрослых (отсюда популярные в СССР фильмы про детей, летящих в космос, — «Москва — Кассиопея», «Большое космическое путешествие» — где идее о том, что космос завоюют дети, дается научное объяснение: далеко лететь, уже-взрослые просто умрут по дороге, а дети — успеют вернуться). Следующими после Гагарина — псевдоребенка — должны были полететь дети настоящие. Любопытно, что в старости Гагарин собирался — хотя, разумеется, это опять одна из его шуточек — стать начальником детского Байконура.
«А в шестьдесят лет перенесу вторичное, а может, третичное заболевание свинкой и стану заведовать стартовой площадкой Байконур. Тогда Байконур будет пионерским космодромом, как есть сейчас пионерская железная дорога, пионерское пароходство… Я буду строго следить, чтобы ваши внуки не катались на ракетах без очереди… И пусть они только не послушаются пионера освоения космоса… Вот так, в таком плане, в таком разрезе, как говорит Райкин» (34).
— Вот и я предлагаю последовать примеру Валерия Павловича, — с серьезной миной заявил Гагарин.
Тем не менее на следующий день он первым забрался на вышку (20).
Запомнил Максимов одно из первых занятий. Он объяснял тогда устройство и укладку совершенно нового парашюта. Минут через 20 к нему подходит старший лейтенант Гагарин и просит самостоятельно уложить парашют на завтрашний прыжок. Следом за ним подходит старший лейтенант Леонов и тоже просит самостоятельно уложить парашют. Максимов рассердился: только что объяснил, а они уже все поняли. Позвал укладчика и сказал ему, чтобы он «погонял» этих двух храбрецов, а если не справятся, то назавтра отстранить их от прыжков. Через некоторое время укладчик доложил, что парашюты они уложили правильно (21).
Антонина Васильевна Булавина (бывшая старшая медсестра профилактория летников):
Звали мы их лунатиками, потому что у них был особый распорядок дня. Днем учились, ночью иногда отрабатывали высотные прыжки, спали не вовремя. Когда шли интенсивные полеты на аэродроме, они не прыгали (25).
Прыжки производились днем и ночью с самолетов Ан-2, Ли-2 и Ил-14 и с вертолета Ми-4 в/ч 62 648 на летное поле № 1 или полигон «Гурьяново». По информации директора Энгельсского музея дальней авиации С. А. Воронова, Гагарин был единственным из отряда, кто совершил ночной затяжной прыжок с высоты 11 километров с самолета Ту-16 (25).
Валентина Васильевна Платонова (работала официанткой в летной столовой):
Из-за прыжков они иногда приходили ужинать очень поздно, порой еле волочили ноги. Были как выжатый лимон. Ели, как правило, молча. Иногда позволяли себе по чуть-чуть коньяку. …Гагарин был хороший, простой, но какой-то слишком правильный, даже закрепощенный. Как будто знал, что первым полетит в космос, и боялся сделать малейшую ошибку (25).
Быковский, первый прошедший одиночество в барокамере, победительно похлопал себя по карману:
— Две сотни. Хватит на всех?
Наутро после потаенной пирушки Максимов наметанным взглядом окинул Юрия. Замотал головой: «Прыгать не разрешу». — «Макс! — взмолился тот. — Никитичу только не говори». — «Сказать не скажу. А будешь за это подбирать чехлы». Подбирать чехлы, которые срываются с парашютов гораздо раньше приземления и разносятся ветром в радиусе нескольких километров, дело долгое и хлопотное — останешься без ног. «Но зато хороший вентилятор мозгам», — ворчал Максимов (79).
Есть сведения, будто Никитин настоял, чтобы в программу парашютной подготовки первого отряда космонавтов не включали катапультирование. Они пока что не были к этому подготовлены, в том числе психологически (26).
Никитин выделял еще Гагарина, Леонова и Шонина, но и у всех других за эти полтора месяца набралось несколько десятков прыжков разной сложности. Они уже освоились в небе и научились подчинять себе парашют, если попадали в критические ситуации. Так, Аникеев победил глубокий штопор, Заикин не испугался длительного затенения купола, Титов не сробел, когда у него не раскрылся основной парашют. Никитин оказался прав: ребята действительно сплотились в один дружный коллектив. Вчера еще незнакомые, там, в степи под Энгельсом, они объединились единым делом, открыли в себе естественное желание помогать друг другу, научились сопереживать, — подружились. Тогда космонавты не знали еще, что сам факт полета в космос очень скоро разделит их маленький мир и, даже оставаясь друзьями, они будут жить как бы в разных измерениях, не знали, что час этого раздела стремительно приближается (10).
Как ни суровы были испытания и тренировки, космонавты чувствовали себя отлично, жили дружно и весело, и если что и волновало их, то только мысль: а когда же старт? И естественным было желание увидеть тех, кто создавал ракету-носитель, двигатели, сам корабль, систему управления. Космонавты то и дело слышали: «Главный приказал», «СП требует», «Глушко ждет…», «Глушко говорит…» Но кто они? Как бы узнать тех, кто руководил созданием ракетно-космической системы и мощных двигателей? (27).
Космонавты вернулись с парашютных тренировок. Прошло буквально несколько дней, а на занятия, которые возобновились в здании Института авиационной медицины, приехал невысокий плотный человек лет пятидесяти (10).
По тому, как все забегали вокруг него, как «сопровождали», космонавты сразу поняли, что это большой начальник. Но почему он в штатском?! <…> Расспрашивал мало, но очень внимательно разглядывал. Потом быстро уехал. «Это Королев!» — сказал вечером Карпов «по секрету». Так состоялась их первая встреча (10).
Полковник Кириллов:
Меня действительно поразила вся его фигура: мощная, сильная. Крупная голова, широкие надвисшие плечи, из-за чего руки казались длиннее обыкновенного. Слегка кривоватые ноги с узким тазом и почти шарообразная голова с залысинами, крючковатый нос. В общем, он бросался в глаза сразу, как говорят криминалисты, был создан из особых примет. Я подумал, черт побери, это — Король, самый настоящий Король (29).
Не только по своей манере, но и внешне Королев походил на Жукова — <…> — такой же невысокий, крепко сбитый, безжалостно-бескомпромиссный в достижении поставленной цели (30).