Юрий Гагарин
Шрифт:
Валентина Платонова:
Лицо у него было каким-то серым, со щетиной. «Чего не побрился?» — спрашиваю. «Утром брился», — отвечает. «Теперь поди загордишься?» — «Ну что ты, Валь» (8).
Ю. А. Гагарин: Вы правильно сказали, Никита Сергеевич, я чувствовал себя в космическом корабле хорошо, как дома (47).
Чувствовалось, что перегрузки для него не прошли даром: лицо у него было желтоватого цвета (8).
Валерий Дранников, журналист, взявший первое интервью у брата Гагарина:
А старший брат героя вывел меня во двор, долго смотрел в ночное беззвездное небо, а потом
— Слушай, журналист, а как ты думаешь, он теперь с бабами сможет?
Я верил в нашу страну, нашу науку и нашего Гагарина.
— Сможет, Валя. Обязательно сможет [29] (48).
Старушки смущенно зашептались.
29
Интересно, что вопрос этот волновал не только Валентина Гагарина. Один из свидетелей, в 1964 году наблюдавший за пребыванием в Норвегии Ю. Гагарина и В. Быковского, Н. М. Морозов, рассказывает, как кто-то из публики, присутствовавшей на встрече с космонавтами, спросил: «Ну а как там в космосе насчет этого, ну как его…» В зале вначале раздался взрыв хохота. Потом публика притихла и с напряжением стала ждать ответа. В. Быковский, сделав небольшую паузу, как бы что-то обдумывая, улыбнулся и ответил: «Да так же, как и на Земле» (49).
Также людям интересно было, влияет ли полет в космос на репродуктивные возможности человека. Когда у Г. Титова в 1963 году родилась дочка, о чем писали иностранные газеты? Правильно: «Voler ne rend pas sterile» — «Полеты в космос не делают мужчину бесплодным» (50).
— А что, Юрушка, — опять вступила в разговор тетя Маня, — что это ты, спросить мы тебя хотим, фуражечку совсем не снимаешь?
— Извините, — теперь уже смутился Юра. <…> В форме я — положено так. Но да ладно…
Он быстро сдернул фуражку <…>. И тут <…> Мария Петровна быстро подошла к нему, подняла руку и дернула прядку волос на его голове.
— Что ты делаешь, тетя Маня?! — с притворным ужасом закричал Юра. — Ведь больно же!
Мария Петровна смутилась <…>.
— Юрушка, сынок, ты уж прости меня, старуху неразумную. Нам ведь по темноте нашей чего только не наговорили. Что наказал тебя Господь, без волос оставил, что парик ты носишь (51).
Ю. А. Гагарин: Я еще раз благодарю вас за сердечные поздравления и приветствия с успешным завершением полета.
Н. С. Хрущев: Я рад слышать ваш голос и приветствовать вас. Буду рад встретиться с вами в Москве. Мы вместе с вами, вместе со всем нашим народом торжественно отпразднуем этот великий подвиг в освоении космоса. Пусть весь мир смотрит и видит, на что способна наша страна, что могут сделать наш великий народ, наша советская наука.
Ю. А. Гагарин: Пусть теперь другие страны догоняют нас!
Н. С. Хрущев: Правильно! Очень рад, что ваш голос звучит бодро и уверенно, что у вас такое замечательное настроение! Вы правильно говорите: пусть капиталистические страны догоняют нашу страну, проложившую путь в космос, пославшую первого в мире космонавта. Все мы гордимся этой великой победой (47).
После телефонных разговоров с первыми лицами партии и государства, а также с С. П. Королевым, Юрий Гагарин связался со своей супругой, после чего заметно повеселел. Дал интервью журналистам, выразительно прочитал текст правительственной телеграммы, который записали на пленку. В кабинете стоял шум и была суета. То и дело звонил телефон. Хотелось услышать от Гагарина что-то важное, интересное, но он отвечал коротко. Но даже просто находиться с ним, смотреть на него было радостно (8).
«Юра, как ты себя чувствовал в ночь перед полетом?» — спросил генерал Агальцов. Гагарин улыбнулся и, чуть помедлив, ответил: «После ужина пошел в библиотеку, полистал журналы. Затем прогулялся и в девять пошел в домик спать». — «А я из-за тебя, Юра, всю ночь не спал!» (8).
Кстати, на военный аэродром Борисенко прибыл в составе группы, включавшей кинооператора Махмуда Рафикова. Как только они появились в генеральском кабинете, Рафиков безостановочно снимал Гагарина камерой «конвас» на цветную пленку. Правда, увидеть отснятый материал ему так и не пришлось. И не ему одному. Если бы генерал Агальцов со товарищи появились в районе посадки двумя часами раньше, какие бесценные мгновения удалось бы зафиксировать — возвращение Гагарина на Землю! Ан нет. Вот и пришлось прятать, уничтожать, врать (3).
Честно сказать, мы упустили вопрос безопасности Ю. Гагарина. Я отчетливо понял это, когда мы вышли из штаба. Народу было очень много — настоящая душиловка! Я шел впереди и кричал: «Разойдитесь!» Приходилось прямо-таки расталкивать людей. Небольшая передышка, и я опять: «В сторону!» За мной шел генерал Агальцов, а уж за ним Гагарин. Так и прошли до машины (8).
Гагарин вышел из штаба очень удивленный и смущенный таким количеством народа. Он постоянно потирал голову, приглаживая волосы. Рядом с ним шли какие-то гражданские в шляпах и не давали к нему подходить вплотную (8).
Кинооператор Махмуд Рафиков:
Я сразу же быстро выскочил во двор, зная, что через эту дверь сейчас появится Гагарин. Было много народа, мне нужно было найти высокую точку, чтобы я мог увидеть его выход, его состояние, как приветствуют его люди. Оглянувшись, я обнаружил довольно солидную железную ограду с кирпичными столбами. Ясно было, что надо забраться на этот столб и встать наверху. Верхняя точка этого столба была заострена, и стоять на ней было невозможно. Мне помогли ребята, которых я попросил. Они создали мне все условия, почти как в павильоне. Таким образом, я смог снять Гагарина на общем плане. Были видны приветствия всей массы встречающих, они аплодировали и были в восторженном состоянии, кричали, улыбались. Сопровождавшие Гагарина шли буквально по коридору в людской массе. Снимая это человеческое море, я немного увлекся, а Гагарин и вся группа ушли вперед. Они быстро разместились в автомашинах и уехали на аэродром, к самолету. Я же, спрыгнув со своего столба, побежал к единственной зеленой «победе», но в ней для меня не было места. Несмотря на то, что я пытался объяснить, что моя работа в данный момент важна, что это создается для истории, всё было напрасно. Мои уговоры не имели успеха. И, призадумавшись, я нашел единственный выход. Я встал на бампер этой машины и обнял ее номерный знак. На мне висели кинокамера, кассеты, аккумуляторы. Так, нагруженный, я поехал. Сегодня я должен с благодарностью вспомнить водителя этой «победы», который мог, набрав скорость, меня сбросить со своего бампера, но он был очень чуток. Он понимал, что на «хвосте» сидит еще один человек и его нужно довезти тоже (16).
Для полета в Москву на аэродром Куйбышева прибыли два самолета Ил-18 ГВФ. Второй самолет был поставлен на пассажирскую стоянку, к нему был подан пассажирский трап, выставлены охрана и заграждения. Это было сделано с целью отвлечения любопытных от основного самолета. Огромная толпа любознательных была отвлечена от основного самолета. Всеведущая и вездесущая толпа, видя приготовления на пассажирской стоянке самолета к отлету, проявила агрессивность. Сломала и опрокинула заграждения аэродрома и хлынула на пассажирскую стоянку, окружила запасной самолет плотным кольцом. Самолет был заблокирован, и подъезд к нему стал невозможен. В это время Юрий и сопровождающие его лица свободно подъехали к основному самолету и были приняты на борт по самолетной стремянке (42).
Иван Борисенко:
У трапа самолета, на котором предстояло продолжать путь, он задержался: «А где часы, что были со мной?» Они пришиты к левому рукаву скафандра. Я быстро вернулся в вертолет, отрезал часы от скафандра и передал их хозяину. «Спасибо, — сказал Юрий Алексеевич. — Они мне очень дороги» (55).
Только в спецсамолете, летящем в Куйбышев, врач наконец смог расстегнуть рукав комбинезона Гагарина, измерить давление. 120 на 75! Пульс — 65! И всего 12 вдохов в минуту!