Юрий Звенигородский
Шрифт:
Юрий благоразумно молчал.
Великий темник перевел дух и промолвил спокойно:
— Входя в шатер, ты снова отдал свой меч. Ордынский перебежчик, твой верный слуга, уже не вернет его. Теперь воистину ты мой пленник!
— Надолго? — спросил князь.
— Пока не возьму Москву, — сказал Эдигей. И встал, полагая встречу оконченной.
По его приказу Басыр вызвал приставов, низкорослых татар в малахаях, с кривыми ножами у пояса. Юрий заподозрил: уж не относятся ли они к племенам хушин или кынкыт, как слышно, самым свирепым из тех четырех тысяч монголов, что были переданы Чингисханом сыну Джучи для завоеваний на Западе. — Не унывай,
Когда князя, не связав рук, повели, он наблюдал необычное оживление в необъятном таборе: как будто рыскали в поисках. Кто-то сдавленно закричал и смолк, Некому было изъяснить чуждую, состоящую из невразумительных звуков, речь. Юрий мог лишь предполагать, что ищут спасенного им «предателя», дабы все-таки казнить его. А еще была мысль о забубенной башке Абдулки, которая наверняка уже отделилась от тела. Но главное волнение князя вызывала судьба оружничего Асая. Не спросил о ней великого темника лишь потому, что никак не надеялся получить искренний ответ.
В шалаше, крытым старой кошмой, было душно и темно. Дурной запах шел от постели — шкуры неизвестного зверя. Стражники, хуншины или кынкыты, полонили уши тарабарщиной…
Юрию удалось уснуть не ранее, чем заснули его охранники. Последние мысли были о возможности побега, однако они тут же исчезли, ибо бежать русскому князю из ордынского военного табора все равно что из незнакомого леса, кишащего зверьми. Первый сон выдался о несведущем государе-брате, коему не было теперь никакой возможности сообщить об истинных намерениях Эдигея. Великий темник повторял прием Тохтамыша: напасть обманом, врасплох. Кажется, это ему вполне удастся.
Юрия разбудил глухой, краткий, внезапный стон. Тихая возня, потом — шепот на ломаном русском:
— Каназ! Друззя! Вылезай!
Князь увидел над собой звезды, а перед собой двух татар в малахаях и трех коней. Его мигом посадили в седло. И вся троица помчалась невесть какими извилинами меж безмолвствующих шатров и погасших кострищ. Он — в середке. Удивляло, что топот копыт неслышим, будто кони не бегут, а летят. Уже за пределами огромного становища глазами, привыкшими к темноте, узрел: ноги скакунов обмотаны ветошью. Бездорожная, бесшумная скачка длилась до тех пор, пока они не уперлись в тот яр, где кончалась Русь. Теперь Дикое Поле — позади. Кони с храпом взбирались по крутизне. Вот и хвойные лапы, словно бы здравствуясь, похлопывают по плечам. Дома! Но дом-то в опасности! Юрий не знал, кому обязан свободой. Видел убитых стражников возле своей походной тюрьмы. А кто их убийцы? Спросил, когда взобрались на лесную дорогу:
— Вас послал Эдигей?
Хотя такой вопрос был более чем смешон, татары не рассмеялись. Полопотали коротко меж собой. Один по-русски ответил:
— Эдигей узнает, нам карачун! Каверга велел: надо!
Каверга! Конечно, кто же еще? Юрий задал другой вопрос:
— Где Асай, мой оружничий?
Ответ был хороший:
— Скоро-скоро увидишь.
Князь впоследни полюбопытствовал:
— Где Абдулка?
Его судьба не обрадовала:
— Секир башка!
Смутило, что вызволители ринулись не к Москве, куда он спешил, а в другую сторону. По соображениям Юрия — в направлении Рязанского княжества. Тщетно он взывал:
— Не туда! Назад! Москва мне нужна, Москва!
Скачущие не отвечали, лишь орудовали
Чуть стало светать, пал конь под одним из всадников. Невезучий перекувырнулся через голову, невредимо вскочил, вспрыгнул на конский круп своего напарника. Теперь двигались помедленнее, князь перевел дух.
— Куда едем?
Сидящий на крупе оборотился:
— Терпи маленько.
Первый солнечный луч озарил в лесу широкую просеку. На ней погост — с полдюжины изб. Наступил час утренничать: из-под верхних косяков открытых дверей валил дым. Люди кучками ожидали на воздухе, кутаясь в зипуны и тулупы. К подъехавшим сразу же подошли два татарина. Один был Асайка, а другой… Богатый хан и лицо знакомое. Вчера еще он лежал на козлах! Теперь же отвешивал Юрию глубокие поясные поклоны.
Обрадованный князь крепко обнял своего оружничего, по русскому обычаю трижды расцеловал. Карачурин тем временем торопился сообщить все в одну минуту:
— Люди Каверги меня спрятали. А то бы прозвище оправдалось — карачун! Здесь нашел Тегиню. Это Тегиня, — указал на спутника в богатом халате. — Ба-а-альшой человек в Больших Сараях! Ты его спас, значит, тысячу раз себя спас, попав в Орду.
Князь не очень-то понял, что хотел выразить Асай:
— В Орду я, слава Богу, не попадал.
Тегиня вежливо отстранил Карачурина:
— Дай мне перемолвиться с твоим господином, — произнес он по-русски еще чище, чем говаривал Каверга.
Асай с готовностью отошел. Ордынский вельможа, избежавший казни без пролития крови, держался так, будто ничего страшного с ним не произошло. Маслиновые глаза смеялись. Тонкие уста под жиденькими усами и узкой бородкой чуть размыкались в величавой улыбке, обнажая крепкие зубы. Лишь рука, прижатая к груди, напоминала о большой благодарности, которую он испытывает к вчерашнему своему заступнику.
— Нам придется подождать, Юрий Дмитрич, пока из изб выйдет дым. Такой уж у вас уклад — жить не в юртах, где курево от костра поглощается верхним отверстием, а в деревянных коробках с глиняными печами при плотных соломенных крышах. Хотя каждому свой уклад милее.
Юрию трудно было поддерживать разговор: переутомился после вчерашних и ночных передряг. Стоял, улыбался молча, пока дым не окончился и все не отправились по своим местам. Тегиня привел не в избу, а в келью об одном окне, с земляным полом, с сажей от верха до половины стен. Нижняя же часть дома была выскоблена добела. Пол застлан выделанной шкурой. На очаге уютно побулькивает горшок седой, судя по духу, ухой, окуневой или плотичей. Столовой утвари нет, кроме стенных полок с глиняной посудой и поставца у печи. На полу — низкий стол с отпиленными почти по столешницу ножками: очевидно, по просьбе ордынского гостя.
Тегиня сел на шкуру, пригласил и князя. Тот ожидал ухи, однако татарин и не глядел на горшок. Асай внес большое деревянное блюдо с жаренной на костре бараниной, потом кусочки говядины на вертеле. Поставил на стол берестяной сосуд с жидкой смесью, дабы поливать мясо для остроты.
— Пьешь кумыс, Юрий Дмитрич? — спросил Тегиня. — Мне достали кумыс.
— Взвару бы ягодного, — попросил князь.
Желание тут же было исполнено.
Насытясь, лежали на шкурах.
— Я в великом смятении, — сказал Юрий. — Москва должна знать о нашествии Эдигея. Лишь мне, побывавшему в ставке великого темника, поверит государь-брат. А я здесь теряю время.