Юрий Звенигородский

Полуян Вадим Петрович

В сумрачных прохладных сенях встал со скамьи навстречу звенигородец Глеб. Оброс, — щек не видно. Очи, словно пиленые кругляки в буреломе. Взгляд их, против обыкновения, не нагл, а печален. Большие длинные руки висят безвольно. Князь поперхнулся словом, откашлялся и спросил:

— Откуда ты этакий, Глеб Семеныч?

— Тебе ведомо, господине, откуда, — отвечал посланный воевать Заволочье.

Навоевался! Не в сенях же расспрашивать. Пришлось уединиться с ним в деловом покое. Там Глеб поведал пережитые злоключения:

— Вышел я из Вятской земли с Рассохиным и Жадовским, с устюжанами и вятчанами. Напали без вести на Заволочье. Повоевали волости Борок,

Емцу и ниже, пятьдесят верст по Двине, заняли град Холмогоры. Захватили двух бояр новгородских. Однако четверо других напали на нас, отбили всю свою братию с пленными и добычей.

Князь рассмеялся, глядя на незадачливого воеводу:

— Воители!

— Обманутые! — оправдался Глеб. — Новгородцы вкупе с заволочанами появились внезапно. Мы сумели уйти. Они гнали нас, как разбойников, до самого Устюга. И сей город, отчину великого князя, пограбили.

Юрий Дмитриевич решил освободиться от назойливого споспешника. Достал из поставца свинцовый ларец, извлек из поясного кармана ключ.

— Люди-то при тебе остались?

— Рассохин с Жадовским под Холмогорами пали костьми. Под Устюгом остатки силы рассеялись. Теперь со мной пятеро: некуда им податься.

— Подавайтесь-ка на Москву, а оттуда в Звенигород. Вот тебе калита, — протянул князь Юрий.

Глеб поклонился и исчез из его жизни навек. Много позже, уже в Москве, всеведущий Галицкий вызнал, что шестеро путников, по описанию — Глеб с товарищами, шедшие в лодье по реке Кобре, притоке Вятки, подверглись нападению племени князя Асыки. Пятеро тут же были убиты, судьба шестого неведома. Можно было для собственного утешения полагать, что им оказался непутевый Глеб. Слишком легко он брался за трудные предприятия. Провоевавшись на Двине, предпочел более безопасной дороге на юг грозный путь на Север. И вот канул, как камень в воду.

Еще неделя с невыносимой медленностью продлилась для князя Юрия. Хотя наполнял ее хлопотами: готовился выехать навстречу супруге. Тщетно отговаривал Макарьянич: ничего с женами не случится: охрана крепкая, отношения с тамошними племенами мирные. Если кто и разбойничает, то не здесь, а на двинских землях. Слышно, четверо новгородских вящих людей своей волей напали под Холмогорами на изменников, беглецов новгородских, Жадовского и Рассохина. Те пограбили заволоцкие волости и лучших людей пленили, опять-таки своей волей. Тут Макарьянич сузил глаза, хитро глянул на князя: «Разгромили разбойников! На сей раз победа за Господином Великим…» Князь, стараясь не покраснеть, кивнул. Все обошлось намеками. Одно пришлось признать мысленно: сведущ, ох, сведущ главный человек Хлынова! За день до намеченного отъезда на поиски Анастасии к Юрию Дмитричу опять явился Левонтий. Устало, грузно, опустился в мягкое кресло, вытянул ноги.

— Тяжело, трудник? — посочувствовал князь.

— Хочешь-таки встречать жену? — деловито огляделся посадник. И, не дожидаясь ответа, молвил: — Доберется сама. Хорошулям нашим осталось полдороги до Хлынова. Ввечеру будут здесь.

— Тем более надо ехать! радостно вскочил князь.

— Ехать тебе, конечно, надо, — согласился Макарьянич. — Да не туда, — показал на север, — а туда, — ткнул в южную сторону. — И княгиня то же самое скажет. Так что готовь большой поезд. Скоро расстанемся и не скоро свидимся.

— Левонтий! — остолбенел князь. — Ты уж не повелеваешь ли мной?

Макарьянич затрясся в беззвучном смехе:

— Предсказываю, хоть и не кудесничаю. Просто имею сведения. Внимай: нынешнего лета, от сотворения мира шесть тысяч девятьсот двадцать третьего, — возвестил

он торжественно, — марта в десятый день родись великому князю Василию Дмитричу сын Василий!

Юрий Дмитрич застыл, осознавая услышанное.

— Начала мать его очень изнемогать, — продолжил Левонтий. — И впрямь, возраст Софьи Витовтовны позволял предвидеть, что будут трудные роды. — Великий князь был в великой скорби. Обратился к некоему старцу в монастыре Святого Ивана Предтечи, что под бором, за рекой Москвой. Знал о нем государь, попросил помолиться о великой княгине. Старец отвечал посланному: «Иди, скажи великому князю, пусть молится мученику Логину, понеже он от Бога всему его роду помощник. Княгиня будет здорова, даст сына нынешним вечером. Он будет государев наследник!» — Макарьянич поднялся. — Жди вскорости Анастасию свет Юрьевну. Я же пойду домой, встречать Акулину. Гонец принес весть: Никитична оздоровела полностью..

По уходе посадника Юрий велел оседлать двух коней. Одного взял в повод, на другого сел сам. Никого с собой не взял, поскакал из города с поводным конем. День был жаркий. Леса бежали назад, дорога стремилась под ноги, стая кучевых облаков пыталась опередить, да куда там!

Один, казалось, совсем один на всем белом свете он несется в необъятном просторе. Да нет. На этом свете появился ему соперник, второй Василий. Он, как и первый, Юрия старше. Однако первый взял старшинство по дедине, а второй хочет взять по новизне. Отец, да, это он ввел новый порядок наследования великокняжеского стола. Как не согласиться с отцом? Как перечить старшему брату, когда потребует подписать грамоту о признании племянника будущим государем. Не воображаемого, которого нет, а живущего, сучащего ножками, оглушающего великокняжеским ревом. Не ехать! Выждать! Отсидеться в Хлынове? Или лучше впрямую, раз и навсегда, несмотря ни на что…

Любопытно: наместник великокняжеский в Новгороде, самый младший брат Константин, — крепкий орешек для старшего Василия, вернулся ли он из почетной ссылки? Подпишет ли грамоту?

Он-то упрямствует не из личной выгоды. Был и останется самым младшим. У него убеждения твердые: верность старым укладам! Пусть высшая власть дается по дедине, чтобы воля отца не перечила воле прадедов. Вот какой Константин!

Думы отвлекли Юрия. Перестал понуждать коня, скачка перешла в рысь…

Вот уже едет шагом. Увидел в конце просеки всадников, окружавших карету. Один вырвался, помчался навстречу князю.

— Плохо ездишь, Гюргибек! Почему один? Настасья-хатун жива-здорова. Гляди веселей! — раздался голос Асая.

Все это он кричал, пока не приблизился. Юрий подъехал к карете, поздравствовался с начальником охраны. Нетерпеливо распахнул дверцу. Сразу увидел Анастасиюшку, красивую и величественную. С ней рядом Акулина Никитична, улыбающаяся, намного помолодевшая.

— Я здорова, князь Юрий! — похвалилась она.

Княгиня подала руку, деловито заговорила:

— Поводной конь с тобой… это для меня? Помоги сойти, подсади в седло. Не надо, Асай, хочу, чтобы князь…

Поехали рядом вперед. Наконец-то Юрий снова слышал ее сочный, певучий голос! Сначала — слова обязательные: каково самочувствие? Не утомил ли далекий путь? А как дома, все ли живы-здоровы? Навещал ли Левонтий? Не подавал ли вестей Борис Галицкий? Дальнейшие речи задержались на мелочах: у Вассы гнойный нарыв вскочил на шее, просквозило в пути; где-то на стоянке затерялось ожерелье из бисера, нитка оборвалась; из охраны двадцатилетний хлыновец утонул при переправе на Вычегде, оскользнулся, не преуспели спасти.