Юстиниан Великий : Император и его век
Шрифт:
Выходит, что император за большими делами не уделял внимания частностям вроде освещения темных переулков и совсем лишил народ зрелищ. Но почему народ покорно терпел это? Почему, например, во время вторжения болгар в Константинополе было всего несколько сотен воинов, но там царил гражданский мир? Опять что-то не сходится.
…Оказывается, базилевс ограбил даже городских нищих. «Прежде всего, взяв в свое распоряжение все лавки и введя так называемые монополии на товары первой необходимости, он стал взыскивать со всех людей более чем тройную цену». Это ложь, император последовательно боролся с теми, кто завышал цены. Напротив, в его правление цены начали снижаться. Но не мог же Прокопий лгать на пустом месте? Вероятно, повышения цен имели место
На самом деле в Константинополе работали специальные комиссии, которые следили за весом и качеством хлеба. Это была своеобразная госприемка. Прокопий опять темнит. Если только мы не читаем описание картины первых лет чумы, когда страшная пандемия выкосила всех: и солдат, и простых граждан, и работников госконтроля…
Был еще один эпизод в 543 году, тоже в разгар чумы. Вследствие эпидемии население сократилось, следить за общественными местами стало некому, один из водопроводов пришел в негодность, и Юстиниан приказал его разрушить, нуждаясь в свинце (вероятно, для каких-то военных целей). Замену выстроить не успели, наступила засуха, а вместе с ней разгул эпидемии. Люди толпились в очередях за водой, бани были закрыты, из-за антисанитарных условий распространился целый букет болезней во главе с той же чумой.
А что вышло через несколько лет, когда жизнь наладилась? В трактате «О постройках» Кесариец рисует обратную картину: базилевс возводит множество общественных зданий. Среди них — цистерны для сбора дождевой воды. Таким образом царь хотел решить проблему водоснабжения, и он ее решил. Огромные Юстиниановы цистерны пригодились Константинополю во время многочисленных осад, которые пережил город в поздние времена. Враг мог перекрыть акведуки, но город выживал за счет цистерн. Что же остается от рассказа Прокопия? Опять очень мало.
Прокопий объясняет спокойствие и покорность людей просто. Византийцы были изолированы друг от друга и утратили навыки коллективных действий. «Сидя ли у себя дома или встречаясь на рынках и в храмах, люди не разговаривали ни о чем другом, как о своих бедах и несчастиях, о чудовищных размерах этого небывалого горя». Но если присмотреться повнимательнее, мы обнаружим другие причины этих странных противоречий. Юстиниан действительно приостановил на несколько лет цирковые представления после восстания «Ника», но партии ипподрома при этом почему-то не распались и понемногу стали усиливаться. По свидетельствам новейших исследователей, цирковые партии во времена преемников Юстиниана вновь обрели сильное влияние на власть. Сложилась своеобразная система, когда «демы» играли роль народного парламента, участвуя в принятии решений. Не к этому ли вел Юстиниан? Эта система пошатнулась в начале VII века, после мятежа Фоки, и окончательно погибла под волной нашествий арабов, аваров и славян. Трудно предположить, в каком направлении развивалась бы Византия, если бы не пережила эту грандиозную катастрофу VII века. Но даже и тогда многие вещи, заложенные во времена Юстиниана, прижились и дали всходы (прежде всего мы говорим о мощном государственном вмешательстве в экономику).
Еще одна мысль о зрелищах. Может быть, народ молчал потому, что в те времена византийцы испытывали мощную духовную жажду? Крестьянский император был плоть от плоти народа, и мы видим, как увлекали его вопросы богословия. Юстиниан жил не только государственными делами, но и молитвами, духовными исканиями. Интеллигентской профессуре и юристам всё это было чуждо. Прокопий, тайный язычник и явный скептик, игнорирует религиозные споры или отделывается общими фразами. Но даже в «Тайной истории», не щадя для Юстиниана и Феодоры самых обидных слов, Прокопий не решается нападать на православие или смеяться над религиозными дискуссиями. Это значит, что большинство читателей были православны. Они могли смеяться над императором, некоторые (наверно, женщины и полусумасшедшие либеральные мыслители) даже могли поверить, что перед ними безголовый демон, но никто не простил бы Кесарийцу нападок на православие.
В этом еще одно объяснение отмирания старых форм общественной жизни. Из цирков она переходила на площади, заставляла византийцев спорить до хрипоты о «единосущии» или «подобосущии» Бога, но Прокопий ничего этого не видел. Ему казалось, что настоящая жизнь — это пропитанные цинизмом и скепсисом адвокатские школы да философские тусовки. Юстиниан лучше чувствовал потребности и вкусы своего народа, из которого поднялся на высшую ступень власти.
4. АРМИЯ
Юстиниана часто ругали за то, что он развалил армию. Мы уже познакомились с критическими замечаниями Агафия Миринейского на эту тему и с тезисами Э. Люттвака в защиту императора. Но больше всех в этом вопросе развернулся, конечно, Прокопий.
Он полагает, что во главе солдат император «поставил самых негодных людей, приказав им собирать и здесь возможно большее количество денег, причем они знали, что двенадцатая (ср. Новелла 130, гл. 1) часть добытого будет принадлежать им. Этим людям было дано имя логофетов».
В полемическом угаре Кесариец называет логофетов-снабженцев самыми главными людьми в армии, которые, однако, использовали власть во вред. Эти люди, считает историк, обкрадывали войска. Способы находились различные: от банальных хищений до спекуляций едой, как делал Бесс вместе с интендантами во время осады Рима. Практиковалась и выписка довольствия в армии на «мертвые души», в результате чего живые солдаты утратили возможность продвигаться по службе и работали за небольшое жалованье. Это снижало качество армии. Впрочем, неясно, сколько таких случаев имело место. Современные комментаторы любят ссылаться на того же Агафия, но Агафий пишет совсем о другом: он говорит, что Юстиниан сокращал списки армии и военные расходы.
Наконец, Юстиниан уничтожил обозных верблюдов на Восточном фронте, и армия лишилась мобильности, потому что не могла перевозить столько припасов, как раньше. Чем императору помешали верблюды, неясно, но вряд ли Прокопий лжет, говоря об этом.
Это не отменяет махинаций логофетов, но ставит вопрос об их масштабе. Прокопий описывает один-два случая, имевших место в Африке и Италии, и вновь пытается возвести это в систему.
Впрочем, кое в чем Кесариец сошелся с Агафием. По мнению Прокопия, базилевс небрежно относился к пограничным войскам и сократил их число. Солдатам задерживали жалованье, «границы Римской империи остались без охраны». Это не красит Юстиниана, хотя нужно сказать, что в данном случае речь идет о лимитанах — пограничниках, которые служили плохо, обросли семьями и даже не относились к регулярной армии. Это было нечто среднее между казаками и военными поселенцами, набранными из всякого сброда. Лимитаны не справлялись со своими обязанностями и пропускали врага на территорию Византии. Юстиниан делал ставку на мобильные армии.
Дворцовых схолариев он превратил в парадную гвардию, члены которой покупали себе места, но не умели сражаться. Этот обычай родился еще при Зеноне. В итоге, когда болгары появились под стенами столицы в 559 году, отражать их было некому. Со схолариями обращались плохо. Префект гвардии, знакомый нам по событиям в Италии Петр Патрикий, «чуть не ежедневно мучил их несказанными вымогательствами». Вопрос в другом: зачем схоларии покупали свои должности? Думается, представители богатых семей пытались таким образом спрятаться от репрессий. Пускай император относился к ним с презрением, схолариям удавалось сохранить главное: жизнь в обмен на деньги.