Юсуповы, или Роковая дама империи
Шрифт:
Впрочем, Майя с этим скоро смирилась, как смирилась со своей стрижкой (ей приказали постричься, пригрозив, что иначе на работу не возьмут!): тем паче что стрижка ей необычайно шла.
Мадам Ланвен очень понравилась Майя с ее мальчишеской фигуркой: тогда входили в моду прямые платья с заниженной талией, невыразительные формы начинали ценить. Например, в то время стало модно, чтобы у женщины сзади ничего не имелось, никаких выпуклостей, а ведь это было далеко не так, поэтому манекены на дефиле, да и вообще дамы на улицах, им подражающие, ходили, как-то диковинно прогнувшись, выставив вперед бедра (между прочим, с тех пор и повелась эта нелепая походка, которой щеголяют на подиумах нынешние манекены), но больше всех ценились женщины с плоскими попами (pardon!), а ведь русские девушки вообще не отличаются дерзостью задниц (pardon-pardon!), в отличие от француженок, к примеру, то есть у русских были модные фигуры, поэтому спрос на наших манекенов был очень велик.
Нет, это я так шучу. Вовсе не поэтому во всех уважающих себя модных домах появились русские манекены, так что скоро сложилась такая пропорция: из шести манекенов четыре были русские, а только две француженки. Все русское, как я уже говорила, тогда было в сумасшедшей моде: помнили еще о «Русских сезонах», носили русские вышивки и кружева, брали для показа мод русских манекенов… Ну а еще дело было в том, что во Францию тогда мощным потоком хлынули из России удивительная красота, порода и знатность. Чухонки-телятницы да толстопятые деревенские девки – они ведь не бежали в Париж от революции! Майя Муравьева, дочь полковника, – это был еще самый низший класс, появившийся на модных показах! Здесь звучали самые громкие фамилии России: Иславины, Ге, Мордвин-Щедровы, Палей, Северские…
Отец Катюши Иониной – бывший командующий Батумским военным округом. А княгиня Мэри Аристова и бывшая смолянка, дочь генерала, Гали Баженова, которые начинали работать у самой Шанель (у Коко Шанель даже управляющим был князь Сергей Александрович Кутузов). А Соня и Вера, дочери знаменитого Николая Ивановича Гучкова, московского городского головы? Они работали в модном доме «Карис». В «Женни», доме моды Женни Сесердот, – баронессы Кира и Ляля фон Медем. В «Шанталь» блистала княгиня Лиза Граббе, в замужестве княгиня Белосельская-Белозерская; в доме «Поль Каре» выходили на подиум сестры-княжны Оболенские, одна из которых стала уже в эмиграции княгиней Шаховской, по мужу, бывшему лейб-гвардейцу, но продолжала карьеру манекена. В «Ланвен» славилась уже упомянутая Теа Бобрикова – настоящее ее имя Екатерина, я ее еще в России отлично знала, ведь она была крестницей моего дяди Никки!
Именно у этих подлинно светских дам учились французские манекены прекрасным манерам, перенимали аристократизм, изысканность, даже это холодное, отстраненное выражение лица, которое и теперь, словно маску, надевает на себя каждая, кто идет по подиуму. Именно благодаря русским аристократкам работа манекена, все равно какого – манекен де кабин (девушки, постоянно работавшей в модном доме, демонстрировавшей те платья, которые просто хотели посмотреть покупательницы), манекен-ведетт (той, кого приглашали на дефиле), манекен-волан (такую нанимали для поездок за границу) или манекен-монден (имевшую громкий титул, получавшую от своего дома платья для выхода в свет, блиставшую в этих туалетах на раутах), – стала считаться не низменной и позорной, а почетной, завидной, престижной. Фотографии русских красавиц парижанки и провинциалки вырезали из журналов «Вог» и «Фемина» и вешали на стенку рядом с фотографиями знаменитых светских дам.
Да и в самом деле: боже мой, какие же это были удивительные красавицы! Даже я, женщина, готова это признать. Впрочем, я никогда не завидовала ничьей красоте, с меня довольно было и моей, которая, видимо, и впрямь была заговорена Г.Р. – и красота Феликса тоже. Таня Меттерних, в девичестве Васильчикова, дальняя родственница Феликса, говорила, что у нас с ним лица без возраста…
Однако еще о манекенах. До сих пор сохранились в модных домах предания о «приподнятой брови и гордом выражении» лица княгини Мэри Аристовой, «глазах прозрачной воды» Лизы Граббе, о невероятной внешности Натали Палей, которую считали еще более загадочной, чем даже Грета Гарбо. Ну и меня упоминали… О том нашем фееричном появлении в конце показа в «Рице» долго говорили!
Вообще русские манекены были известны своими манерами и сдержанностью – и дома, и на работе. Не то что француженки! Мне рассказывала одна наша девушка, Ольга Кампанари, которая одна из немногих русских получила работу в одном из домов моды, где русских манекенов не было… Ее должность называлась dame receveuse. Кстати сказать, очень многие мечтали сделаться dame receveuse! Это считалось работой классом выше, чем работа манекена. Dame receveuse должна была знать языки, принимать иностранок (в основном американок, их в то время в Париже было несчитано!) и сопровождать их по отделам магазина в качестве переводчицы. Ну так вот, Ольга говорила мне, что французские девушки ведут себя до того «непринужденно», что даже перед покупательницами стыдно. Новые модели француженки показывали с неподвижными, кукольными личиками, словно демонстрируя свое презрение к туго набитым заокеанским кошелькам, а потом, в задних комнатах, сбросив эти модели, спешили вознаградить себя за это вынужденное безмолвие и каменное спокойствие. Полураздетые девицы катались друг на друге верхом, порою дрались или в самых отборных выражениях сводили счеты, не замечая, что какая-нибудь пожилая американка, приоткрыв дверь, смотрит на них через лорнет совершенно так, как она смотрела бы на клетку с обезьянами, а потом говорит сопровождающей ее Ольге Кампанари: «Ох, как забавно!»
Ну, наверное, это забавно, если только ты не высокородная русская княжна, не дочь генерала, не смолянка… Наши девушки просто не могли себе позволить выглядеть таким образом.
Феликс и я – мы относились к своим манекеном как к равным, как к друзьям. Боже упаси крикнуть на кого-то, повысить голос! И мы никого не выгоняли с работы. Но те, кто приходил к нам от французов, рассказывали, как у них тяжело, особенно у Поля Пуаре.
Он придирался к мало-мальской провинности: прическе, небрежному макияжу, слишком печальному выражению лица, в конце концов… Да уж и не знаю, к чему только не придирался Пуаре! Иногда патрон просто выстраивал девушек в круг и рассматривал долгим, тяжелым взглядом. Потом вдруг делал странный жест, как будто муху отгонял. У манекенов, кстати, это так и называлось между собой: гонять мух. После такого жеста девушка, на которую в эту минуту смотрел Пуаре, могла считать себя выгнанной вон.
Работать у Пуаре было тяжелее, чем где бы то ни было, еще и потому, что коллекция обновлялась каждые шесть месяцев, и большинство времени девушки не красоту свою демонстрировали, а стояли на помосте, и модельеры на них драпировали ткани, подбирали к ним кружева, ленты, кроили, закалывали булавками, порою нечаянно втыкая их в тела девушек… Словом, они часами изображали из себя именно тех деревянных манекенов, о которых Майя думала в самом начале своей карьеры. Длились примерки часами без перерыва, некоторые девушки даже в обморок падали.
Этого боялись: Пуаре слабостей не любил и не прощал, мог снова начать «гонять мух»…
Потом, впрочем, у ведущих манекенов его фирмы появлялись дублерши. Так называли девушек с такой же фигурой, как у «прим», но еще не получивших известности, мало чему наученных, на которых кроили и шили платья для «этуалей».
Мы с Феликсом рады были, когда наши девушки устраивали свою судьбу и выходили замуж.
Гали Баженова, после неудачи своего первого брака, вышла замуж за графа Станислава де Люара, приняла католичество и отныне звалась графиней Ирэн де Люар… Она, к слову, прославила это имя во время Второй мировой войны и получила орден Почетного легиона; Ия Ге сделалась леди Абди после брака с английским баронетом Робертом Абди; Женя Горленко вышла за виконта де Кастекса; Лидия Багратени стала женой лорда Детерлинга; Кира Борман вышла замуж за депутата Аршамбо; Соня Кольбер – за хозяина модного дома «Шарль Монтень», очень состоятельного голландца; а Наталья Палей (дочь моего родственника – великого князя Павла Александровича от его морганатического брака с Ольгой Валериановной Пистолькорс) – стала женой знаменитейшего кутюрье Люсьена Лелонга и сделалась символом его модного дома; Киса Куприна, дочь знаменитого писателя Александра, хоть и не вышла замуж, имела бурный роман с Марселем Л’Эрбье и снялась у него в пяти фильмах; да и другие наши девушки имели успех в Голливуде…
Словом, примеров житейских удач наших манекенов можно привести немало, и поэт Валентин Горянский, стихи которого печатались и в «Русской мысли», и в «Иллюстрированной России» [13] , даже написал по этому поводу прелестный опус про «манекена Наташу», «маленькую мидинетку», у которой «праздники редки», она целый день «как рыбка в сетке», но однажды она отправилась для показа платьев – она везла с собой сорок три туалета! – на Ривьеру, в Ниццу, и там в нее влюбился богач Чарли-американец. И Наташа вышла за него замуж, и увезла с собой все сорок три туалета, которые должна была демонстрировать на Ривьере.
13
Газета и журнал русской эмиграции, выходившие в Париже в описываемое время. (Прим. автора.)